Глеб Соколов - Шанс дождливого безумия

Не отдавая себе отчета, он постоянно боялся наступления подобных дней. Боялся и ждал. Потому что всегда было интересно. Они походили на напряженную ночную погоню, – опасную неожиданными засадами ускользающего противника, ловушками на темных лесных тропах, но вместе с тем, полную изумительного восторга борьбы, где шансов на победу, удовольствие немного, и тем ценнее каждый из них.

Когда по обыкновению осенней поры полил дождь, у него появилось два новых, которые он, склонный все в жизни учитывать по бухгалтерски точно, окрестил шансом номер один и шансом номер два.

Водяные подтеки на стекле поползли вбок, – автобус прибавил скорость на прямом, длинном участке маршрута между двумя остановками. У водителя вполне мог найтись повод для спешки, – желание наверстать упущенное время по графику или получить возможность сыграть лишнюю партию в домино со своими товарищами на конечной остановке. Был ли смысл нервничать и раздумывать над тем, как ускорить достижение желанного результата у Алексея? В конце концов, шанс номер один требовался ему больше для потворства собственной жадности. Но шанс номер два!..

Откуда, черт возьми, взялся в вечерний час да по такой погоде контролер?! – этого Алексей понять не мог. И наверняка, до последнего момента, до фразы «Предъявите билет!» так бы и не заметил, – ведь сидел-то спиной к салону, – рослого дядьку, которому, казалось, самому неудобно было тревожить немногочисленных пассажиров. Тем более, что время для проверки действительно не подходило. Спасли два парня, сидевшие, в свою очередь, спиной к Алексею. Они-то засекли опасность вовремя: «Глянь, контролер!» – бросил один другому.

Алексею этого было достаточно. Парни, то что автобус уже тормозил перед остановкой, да еще проверка началась от задней двери, – все вместе уберегло его от штрафа. Подхватив сумку, он выскочил из автобуса.

И оказался не на своей остановке. Ступив на мокрый асфальт, под дождь, мимоходом заметил, что в автобус поднялась простоватого вида широкоскулая, молодая женщина. Чем-то напоминавшая ему шанс номер два.

Профессор перевернул очередную страницу и вдруг почувствовал, – голоден, с обеда крошки во рту не было, даже голова начинала побаливать. Но любопытство взяло верх, – продолжил чтение:

«По его указанию из числа чекистов были созданы группы обследователей детских учреждений...» – глаза профессора выхватывали из текста ключевые фразы, способные прояснить мучивший вопрос, – «...Забота о детях есть лучшее средство истребления контрреволюции... Наш аппарат один из наиболее четко работающих. Его разветвления есть повсюду...»

От последней строчки профессору стало не по себе...

Нет, он не испытывал страха за свою жизнь, хотя опасность была реальной. Пугало другое – ему могут не дать завершить журналистское расследование, подобного которому еще не было в его судьбе, – сначала корреспондента, много позже – главного редактора, а теперь заведующего кафедрой факультета журналистики Университета.

Разветвления аппарата действительно были повсюду, – он был осведомлен об этом, как никто другой. Не эта ли тайная сеть, – подводная часть айсберга, – мешала ему каждый раз, когда он пытался заполучить какие-то фактические подтверждения догадки?..

– Послушайте, кругом столько свободных мест! Вы не могли бы не мять локтем мои бумаги?! – тихо, – все же библиотека! – но строго произнес профессор, обратившись к работавшей рядом с ним женщине. – Право... Будьте поаккуратней, вы мне мешаете! – уже более мягко, устыдившись, что вышел из себя, закончил он.

Эта женщина появилась в читальном зале через несколько минут после того, как профессор расположился со своими книгами и тетрадями на одном из рабочих мест. Не спросив разрешения, она с шумом отодвинула соседний с ним стул, уселась. Широко расставив локти, углубилась в чтение толстого справочника...

Усилием воли вновь сосредоточившись на материале, профессор через минуту позабыл о невоспитанной соседке. Факты попадались любопытные, – уверенным, размашистым почерком он начал делать выписки в большую клеенчатую тетрадь:

«Мы сперва, – писал старый чекист Ф. Мартынов, работавший в те годы в ЧК в Одессе, – были в недоумении, так как наше учреждение совсем некомпетентно было в этом вопросе. Но мы поняли... И приказ был выполнен».

Первоначальная растерянность чекистов была вполне ясна профессору, – мало что связывает детей и политическую полицию. Это уже потом партийная пресса постаралась обрисовать интерес шефа ГПУ к подрастающему поколению как вполне естественный и само собой разу мевшийся. Ну а рядовые чекисты, тем временем, видимо, поняли, что в действительности стоит за новым направлением работы и... «Приказ был выполнен!».

Изданная трехсоттысячным тиражом, доступная всем биография Феликса Дзержинского во многом подтверждала мысли профессора, – он читал книгу через призму своих догадок.

«Пожалуй, стоит поработать над ней подольше», – подумал профессор и тут же почувствовал неприятную, сосущую пустоту в желудке. Учитывая его язву, это было нехорошим предзнаменованием. Пора собираться домой! Но прежде решил договориться с дежурной по залу, – пусть оставит для него книгу еще на день.

Профессор отодвинул стул и зашагал по проходу к столику дежурной. Будь он внимательнее – расслышал бы за спиной шум отодвигаемого стула, дробь каблуков.

Через несколько мгновений его обогнала невоспитанная соседка, спешившая теперь к выходу из зала. Под мышкой она зажала толстый справочник и... Прежде чем профессор вспомнил, что на столе у женщины не было никакой клеенчатой тетради, соседка успела скрыться.

Профессор кинулся следом. Его мрачные догадки подтверждались, – в этом теперь не оставалось сомнений!

Верочка, жена Алексея, вошла в комнату, держа в руках мохнатое индийское полотенце. Чуть наклонила голову, начала вытирать мокрые светло-русые волосы. Уютная блондинка с неспешными движениями и тонкими, интеллигентными чертами лица, – она как нельзя лучше вписывалась в квартиру, в комнату, интерьер которой словно специально был продуман так, чтобы попавший сюда человек случайно не ушибся об острый угол предмета меблировки. Или не занозил ногу о попорченную паркетину: большущий ковер во весь пол, ковер на стене, два мягких, плюшевых кресла, такой же, только более потертый диван, низенький кофейный столик, почти незаметный под кучей журналов, под вазами и вазочками с конфетами и фруктами. Темно-бордовые шторы закрывали длинный, во всю стену подоконник, широкое окно и дверь на просторную лоджию. Углы сглажены, тона приглушены. Эта комната в двухкомнатной квартире Алексея и Верочки служила гостиной и одновременно местом, где молодые супруги проводили большую часть времени. Разумеется, когда были дома. Здесь же стоял японский цветной телевизор.