Глеб Соколов - Шанс дождливого безумия

Странная была пара! Развелись, а отношения поддерживали. Рождество встречали вместе, приглашали друг друга на именины.

– Здравствуй, Аннушка, – миролюбиво ответил профессор. – Знаешь, только сейчас подумал: вся твоя жизнь – во мне! Любовь-ненависть, вот что это такое. По Ницше!..

– Как ты мне надоел! – тихо, но с чувством сказала в трубку Верина мама. – Слушай внимательно...

– Неужели могла подумать?! Только раздался голос... Разлил чай, с носа упали очки, приник к трубке...

Тон старика мог показаться издевательским. Однако Анна Ильинична знала – действительно рад разговору и весь – само внимание. Насколько его осталось в семьдесят лет.

– У меня была Вера... – Анна Ильинична выдержала паузу, – профессор должен оценить – встреча оказалась не рядовой, продолжила:

– Подумали и решили: ей следует развестись с ее уродом. Чем раньше, тем лучше.

– Аннушка! Мой лучший ученик!.. – старик горевал неподдельно. – Я боготворил миг, когда он стал моим зятем...

– Слепец, – просто, но жестко констатировала Анна Ильинична. – Прекрасно знаешь, он изменяет бедняжке налево и направо...

– Аннушка, ты не должна вмешиваться. Дети сами разберутся. Наша задача – помогать материально.

– Мы скрывали от тебя главное – оказалось, он болен. Все его похождения – просто попытка заглушить чувство собственной неполноценности. Наша Анюта создана быть идеальной женой и матерью. Сам растил ее домашним ребенком. А этот... С ним у нее никогда не будет детей.

Старик не знал, что ответить. Как и супруга, ждал внуков.

Втайне друг от друга и от самих себя оба верили – ребеночек «помирит» бабушку и дедушку.

Дождь начал утихать, когда мощный дизельный «ЗИЛ» среди ночи въехал в ворота тщательно охранявшегося военного госпиталя. Машину ждали, и тем не менее начальник караула, пропустивший грузовик на территорию, жестом приказал водителю выйти из кабины. Каково же было удивление офицера: с высокой подножки на асфальт ловко спрыгнула женщина! Она подошла к начкару и молча протянула документы. Достала из кармана теплой куртки пачку дорогих американских сигарет, закурила. Пока офицер просматривал бумаги, пристально, словно стараясь хорошенько запомнить, изучала его лицо.

Наконец начкар отдал документы, и женщина пошла по территории госпиталя в сторону особо засекреченного корпуса. Среди охраны, которая, как все на территории, знала лишь, что было положено знать, ходили упорные слухи: в стенах корпуса располагается бактериологическая лаборатория. Мысли о невидимой смерти, притаившейся за кирпичными стенами, приводили бывалых охранников в суеверный ужас и к корпусу без особого приказа старались не подходить.

Напротив, среди немногих солдат, лечившихся в госпитале, укоренилась байка: корпус – сумасшедший дом, где содержатся носители государственных секретов, потерявшие рассудок от перенапряжения, связанного с выполнением важных заданий. Говаривали, врачам платят зарплату в долларах, лишь бы держали втайне «околесицу», что несут пациенты...

Сидевший рядом с водителем человек перебрался за руль, и грузовик, выключив фары, медленно двинулся за немолодой женщиной. Проводив взглядом странную процессию, офицер вернулся в караульное помещение...

Через два часа грузовик вновь подъехал к проходной и офицер, уже не проверяя документы, выпустил его за ворота. Тяжело груженая машина, надсадно заурчав мотором, выползла с территории госпиталя. В кабине мерцал огонек чьей-то сигареты.

Ярко светило солнце. Белизна снега, укрывшего ровным, пушистым ковром широкие перила лоджии, ящики, стоявшие там с лета, казалось, прибавляла света внутри самой квартиры. А во дворе дома с приходом зимы, первых холодов стало как-то оживленнее: с утра до вечера слышался гомон игравшей на детской площадке ребятни, в ранние часы старушки неспеша выгуливали мохнатых собачек, прохожие больше не торопились скрыться от осенней непогоды в сухих подъездах. Любители своими силами ремонтировать автомобиль по выходным могли часами кучкой стоять на автопаркинге, демонстративно раскрыв друг перед другом капоты и двери легковушек.

С наступлением холодов жизнь перестала двигаться рывками от одной передышки под ненадолго просветлевшим небом до другой...

Раздался телефонный звонок, и Алексей, разбиравший стенной шкаф, поспешил взять трубку:

– Нет, не смогу, – произнес он, выслушав человека на другом конце провода. – Бессмысленно уговаривать, Светочка!.. Во-первых, наши отношения перестали доставлять мне удовольствие. А во-вторых, скоро уезжаю. В командировку... Извини, некогда – масса дел. Стоит уложиться до отъезда. Всего хорошего! Чао, не обижайся! Не успел положить трубку, как телефон прозвонил вновь:

– Здорово, мужик! Ты чего, заболел?.. Девочки рвутся в бой. Надька звонила. Интересуется, куда мы с тобой пропали... – пророкотал в трубке низкий, молодой голос. Стой кто-либо на другом конце комнаты – наверняка разобрал бы каждое слово из прозвучавшей в трубке фразы.

– Нет, Степан, не получится. Моя фирма сворачивает тайные операции. Уезжаю. Да и поднадоели как-то все эти прошмандовки... – произнес Алексей и приготовился выслушать сколь длинную, столь же и нецензурную тираду.

– На романтику потянуло?.. Козел! – просто сказал Степа. – Ладно, желаю счастья в правильной жизни. Будешь уезжать – позвони. Провожать не приду, но ласковое напутствие получишь! – он повесил трубку.

Алексей положил свою. На мгновение взгрустнулось, – воображение нарисовало Степана, – архитектор, познакомились летом на юге, шумный зал ресторана перед закрытием, хохочущих девиц...

«Стоп! Вот ностальгии не надо! – он оборвал себя на этой картине. – Или попытаться что-то изменить, или... К тому же, действительно уезжаю. А на новом месте с приключениями хочешь – не хочешь придется завязать! По крайней мере, в былом объеме...»

Вновь, но без прежнего рвения, занялся шкафом. Проклятье! Никогда не закончит работы, – очередной звонок. Телефон то молчит по целым дням и начинаешь скучать, то, словно по команде, звонит с перерывами в минуты, – вдруг понадобился всем...

Приятная неожиданность – Мкртчян...

– Здравствуй. Признаться, не был уверен, что поговорю с тобой. Разные, знаешь, мысли закрадываются... Попросил помочь, пропал. Если б не знал – ты парень твердый – давно забил тревогу!.. Почему не обследуешься?.. Люди, с которыми договорился, успели забыть о просьбе...

– Видите ли, Левон... – Алексей уставился в пол. Исторический миг, – где фотокамера, заправленная цветной пленкой?! – он сейчас впервые покраснеет. И не напрасно – позор, что в осенние дни позволил

сомнениям поднять тревогу. Он – не мужчина, слыханное ли дело!