Николай Климонтович - Фотографирование и проч. игры
- Название:Фотографирование и проч. игры
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:БПП
- Год:2010
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Климонтович - Фотографирование и проч. игры краткое содержание
Фотографирование — как способ запечатления жизни, проявления ее скрытых форм и смыслов, а в итоге — рассказ о становлении Художника, — вот, пожалуй, та задача, которую поставил перед собой и блестяще выполнил автор этой книги.
Впервые опубликовано в журнале «Октябрь», № 11 за 2000 год.
Фотографирование и проч. игры - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
12. Запечатление града
Сколько фотографов — столько обличий, наш был рыж (рыж, глуховат, косноязычен), да и можно ли назвать его фотографом: служил инженером, устал от безденежья, пристал к разъездной команде, промышлявшей пересъемкой и ретушью старых домашних снимков по дальним поселкам и деревням. Он был дюж и раж и скоро выдвинулся; ибо в новом его ремесле успех давался не навыками фотографирования, но жесткой готовностью встретить конкурентов за поворотом. Победа над людьми самой крутой в европейской части харьковской мафии, когда Рыжий сломал нос чужому бригадиру и прибрал их аппаратуру (дело было под Владимиром, по всем географическим законам он был прав), доставило ему признание начальства; уже во главе собственной фирмы он перестал разъезжать, лишь собирал дань снизу и платил налог наверх, имея в кармане выправленные честь по чести патент и удостоверение фотографа-художника. Времена, когда червонец считал за деньги, стали казаться баснословными; на себя в месяц тратил несколько тысяч, тысяч пятьдесят были вложены и крутились в обороте; он обеспечил прежнюю, заведенную еще в инженерной простоте семью и женился на стенографистке из МИДа, не вылезавшей из-за границы (брак в его нынешнем кругу и престижный, и практический). К тридцати пяти он чувствовал себя всего добившимся и потому — усталым. На наше озеро он попал случайно.
У Рыжего была страстишка (юношеская еще, от папаши по наследству), притаившаяся на время делания карьеры, но теперь проснувшаяся, — рыбная ловля. Однажды во время инспекционной, скажем так, поездки по заволжской глухомани он сторговал за полторы тысячи деревенский дом. Он мог бы и позабыть о покупке, полениться ехать, отложив на потом, если б не краткий роман, встряхнувший отяжелевшую душу и приключившийся на переломе весны: он усадил пассию в автомобиль, туда же — японские спиннинги и надувную лодку и прибыл в деревню в последнюю неделю мая.
Мрачноватая неразговорчивость местных жителей удовлетворила его (по понятным причинам он тоже не был говоруном), а по подробному изучению — и сама покупка: пятистенный дом из крупных, сохранных бревен был крыт шифером, у кривой бани на берегу сгнил лишь нижний венец (чугунный котел ржав, но цел, и каменка не разрушена), пристроенный к избе крытый двор сух (и ворота не осели, пригоден под гараж), под навесом поленницы дров от помершей хозяйки (березовая и ольховая, хватит даже на дождливое лето), сад одичавших груш, двух-трех вишен или слив (в ботанике он не силен), стольких же подсохлых яблонь (пойдут в коптильню) и смородиновых кустов спускался к озеру, две печки, русская и голландка, не дымят (и тяга славная, дымоходы раздельные), в комнате есть даже самодельная мебель, крашенная бордовой краской, два шкафа, стол, лавки, табурет, кровать с шишечками, заваленная прелым тряпьем. На первой же зорьке Рыжий натаскал два десятка мелких щук, теперь помещался на лавке за столом, полном консервами и бутылками водки. У его подруги, хлипковатой на вид, с птичьим носом шатенки, от чистки рыбы в холодной воде занемели руки. Она сидела на табурете и тоже отглатывала из стакана. Кудлатый и большой, в рыжей бороде, с лоснящимся в отблесках дико трещавшей голландки толстым лицом, ее спутник казался ей безусловным хозяином и этой избы, затхлой и мертвой, и всей притихшей в потемках деревни (даже собачьего лая слышно не было по той причине, что в деревне не держали собак), и всего окрестного лесного и озерного мрачного пейзажа; и ее самой, конечно.
Утром она отскребала и драила засиженные мухами, в паутине вековые бревенчатые стены, отдирала многослойные обои и ссохшиеся, как фанера, листы довоенных еще газет и иллюстраций из «Огоньков», оттирала приставшие намертво клочки и ошметки; Рыжий носил воду и выносил мусор, изредка вливая в себя четверть стакана (в питье он отличался пугающей компаньонов устойчивостью, но после литров двух мог стать дик и животен). Через день, когда и стены и пол были выскоблены, убран хлам, наведен посильный уют, извлечен с чердака или из чулана медный самовар (впрочем, оказавшийся худым), Рыжий распорядился вновь погружаться в «Ниву» и погнал в Москву, хоть ее отпуск молодого специалиста кончался только через две недели.
Вскоре, однако, жители Содомихи (кроме этого архаического было у деревни и другое имя, употребляемое в административных целях) стали свидетелями второго явления Рыжего — он был на сей раз один, но с катером из толстого дюраля на автомобильном прицепе, но с новеньким лодочным мотором, но с обилием ящиков и грудой барахла, которое он невозмутимо перетаскал к себе в дом, частью же широко и хозяйски разбросал по своему двору. Прикатили с ним и вовсе странные предметы — водные лыжи, скажем, которые он прислонил к поленнице, гамак, который наверняка не мог бы выдержать веса его тела, цветной телевизор и (что совершенно сразило деревню) старая стиральная машина. С того дня мы часто слышали ранним утром вой его мотора (сильней на озере ни у кого не было), иногда он переплывал на наш берег накопать червя в развалинах бывшей конюшни.
Прошло совсем немного времени, и мы заметили необычайную склонность к нему всех содомихинских.
Мы ломали головы, как это темная и неприветливая Содомиха так разом и так славно приняла чужака: непроницаемые, с сухими губами, старухи низко кланялись Фотографу, имя его произнося с ласкательными суффиксами, неизменно прибавляя «наш»; две бабы помоложе, за шестьдесят, вскопали ему огород и посадили картошку; а мужики (их было в деревне трое), едва завидев, заискивающе улыбались, только что шапок не ломали, и, поправив ему баню и почистив ему колодец, стали собираться к его дому на закате — смолить папиросы.
Легче всего было решить, что Рыжий купил Содомиху. Но, во-первых, деревня была отнюдь не бедна, во-вторых, содомихинские по-своему были несомненно горды. Так что дело было не в лимонах и тушенке, не в лекарствах от артритных болей в старушечьих негнущихся руках (на вопрос, доктор ли он, Рыжий никогда не отвечал), не во всегдашнем наличии у него браги (именно для ее ускоренного изготовления и нужна была стиральная машина), не в фотографировании даже всех желающих с помощью невиданного здесь поляроида (фотографироваться, так же как и пить брагу, больше отчего-то любили мужики, не бабы).
Единственный на всю округу магазин был на том берегу. Купить в нем было нечего, но раз в неделю на телеге привозили хлеб и сгружали серые грубые буханки здесь же, у магазина, на расстеленный по траве брезент. Местные брали мешками — кормить свиней. Мы плавали туда не только за хлебом, но и за молоком и за яйцами — на нашем берегу не осталось ни одной коровы, а нескольким нашим старухам было не под силу уже и содержать кур. Подплывая, мы часто заставали Рыжего стоявшим по грудь в воде на фоне своего дома и своего сада, как изваяние, с удочкой, в низко надвинутой на лицо шляпе, с куканом на поясе под огромным его животом (добывал живца для ловли судака). А потом становились свидетелями оживленного спора между бабами — кто из них возьмет для Рыжего хлеб, кто лучше знает, сколько ему надо.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: