Валерий Шашин - Хотелось бы сегодня

— Какой кирпич? — сквозь спазматический ком в горле удивился Васильчиков.

— Голландский!

Не сбавляя хода, Потрохов перегнулся плечом и рукой за сидение, пошарил где-то на полике и вручил встревожено следящему за оставленной на произвол судьбы дорогой Степану, увесистый полиэтиленовый свёрток, — «разворачивай!» — оказавшийся и впрямь вишнёво-фиолетовым кирпичом, ненашинским даже и с виду.

Из последующих расспросов выходило, что Потрохов заделался эксклюзивным дилером некой голландской кирпичной компании, пожелавшей с его помощью выйти на немереные просторы строительного российского рынка.

— Денег дают? — осторожно коснулся Степан самого главного вопроса.

— Дают, но не шибко. Самим раскручиваться надо, самим! — и Потрохов опять хлопнул по баранке.

— Самим — тяжело! — возразил Степан и уточнил. — Я имею в виду, без денег. Реклама ведь потребуется.

— Само собой! — Потрохов тормознул у роскошного супермаркета, в который Степан даже не подумал бы заглядывать. — Пошли! Светке гостинцев купим.

— Да не надо ей ничего! — рьяно запротестовал Степан, взволновавшийся от непредвиденных затрат приятеля. — Чайку попьём с вареньем… Варенье есть! Прошлогоднее, правда, — и робко напомнил: — Вот позвонить бы — хорошо.

— Звони! — Потрохов из-под тёмно-синей фирменной майки рванул с поясного ремня кожаный серый чехольчик с телефоном. — А, может, так нагрянем? — вручая трубку, предложил вдруг он. — Как снег на голову! — и, видимо, вообразив себя снежным комом на Светкиной голове, мечтательно заулыбался.

Но сюрпризничать подобным образом Степан наотрез отказался:

— Не поймёт — женщина! — Он разглядывал в своей руке незнакомую ему трубку. — А как тут у тебя звонить-то? Не умею! — и протянул аппарат хозяину.

— Инженер, блин! — засмеялся товарищ. — Говори номер!

— Да номер старый…

Обратно мобильник Степан не получил. Соединившись со Светкой, Потрохов и разговаривал с ней сам, решив устроить сюрприз по телефону.

— Эт ктой-то там? — дурашливо закричал он в трубку. — Светлана Петровна? Очень приятно! А это Виктор Николаевич! А? Какой-такой Виктор Николаевич? Да всё тот самый же! Что ли, у вас их много Викторов-то Николаевичей? Алё! Не можешь вспомнить? Ну, ты, подруга, даёшь! Витькин Потрох который!

С телефоном в руке и на ухе Потрохов, широко и блаженно улыбаясь, шагал в магазин, Степан поспешал следом. Связь была на редкость устойчивой. Степан отчётливо слышал вибрирующий голосок жены и, хотя всех слов не разбирал, по интонации безошибочно догадывался, что Светка ужасно взволновалась, и волновался за неё сам.

— Узнала! — скашивая глаза, радостно докладывал Виктор Степану, знаком указывая, чтобы тот прихватывал погрузочную коляску, и кричал в трубку, шагая дальше. — Сейчас к тебе в гости нагрянем. Готовься! — Прикрывая аппарат ладошкой, заговорщицки хихикал Степану. — Испугалась! Спрашивает: сколько вас? — В трубку. — Да двое нас, двое! Я, да муж твой Степан Тимофеевич! Потом, может, ещё Разин с Ермаком подгребут, — вовсю вышучивался Витькин Потрох, которого и впрямь, по аналогии с «гадским потрохом», иногда так прозывали в отделе, и вновь докладывал Степану. — Испугалась! — И в трубку: — Ты трусиха, что ли, стала, а, Светулька-свистулька?..

Так, общаясь с обоими Васильчиковыми, Потрохов переходил от полки к полке, от лотка к лотку, брал свободной рукой банки, коробочки, упаковки, щурясь, разглядывал этикетки и, или ставил обратно, или бросал в корзинку, иногда вопросительными глазами — «возьмём, не возьмём?» — испрашивая зачем-то и согласие Степана.

Степан лишь растерянно пожимал плечами, вымученно улыбался да толкал коляску на резиновом ходу вслед за приятелем. Ему казалось, он слышал, как, набравшись духу, жена его, Светка, страдальчески предупреждает, что угощать гостя нечем. Во всяком случае, этот «Гадский потрох» орал развязно на весь суперфирменный супермаркет:

— Заказывай лучше, что надо, кроме шоколада! — и ещё громче удивлялся. — Как так ничего не надо?! А Степан говорит, надо!

— Не надо, я говорю, не надо! — приглушено взвывал Степан сбоку. — Чайку попьём и!..

— На кислых щах, говорит, сидите!

— Зачем?! — гневно-умоляющим криком заходился Степан и обрывался в просительный полушёпот. — Про щи-то зачем, Витя? Не нужно! — и только что не добавлял вслух: «Она же убьёт меня теперь! — думая — Стыдобища-то какая!».

— Молчи! — грозно командовал вошедший в начальственный раж Потрохов. — И ты, Светка-конфетка, тоже молчи! И говори: что надо, только без выкрутасов! Маслинок-оливок взять? Так! Какие предпочитаешь: с косточками или без? Берём! А как насчёт рыбки красненькой? Форельки или сёмушки. Опять не надо? Блин! Почему не надо-то? Берём! — И, опуская очередной выбранный продукт в корзинку, выговаривал Степану: «Не надо, говорит, слышишь?» — В трубку. — «А что дама пить будет?» — Степану, приглашая посмеяться: «Какая дама, спрашивает», — и в опять трубку, — Да ты наша дама, ты! — И поражался ответу: «Как ты не дама? А кто же?» — И продолжал настаивать: «Нет, уж ты давай заказывай: сухонького или сладенького? Я-то за рулём, мне запрещается, а вы себе можете позволить…» — Степану: «Ты чего будешь? Водочку, конечно. Путинку, поди, али „Гжелку“?» — Алё?!

Пытка эта была прекращена Светкой, положившей конец бесконечному потроховскому трёпу. Гость-хозяин закрепил на ремне мобильник, окинул трезвым взглядом заполненную корзинку, прикинул вслух:

— Хватит, что ли?

— Да неужели не хватит! — взмолился Степан. — И так уж набрали!.. Куда ж?..

— Молчи!

Двинулись к кассам.

— Или ещё что надо? — внезапно остановился Потрохов. — Говори!

— Не надо, Витя! — Степан чуть не налетел на него коляской. — Куда же ещё-то? А хлеб у дома купим.

— Почему это у дома? Давай здесь возьмём!

— У нас там хороший!

— А здесь плохой, что ли? Ёшкин кот! А про торт-то с конфетами забыли!

Поставив расстроенного Степана в короткую очередь, Потрохов отправился за тортом и хлебом.

«Ну и шагай! — огрызнулся про себя Степан. — По крайней мере, хоть на хлебе сэкономлю!», — и от этого совсем уж постыдного соображения как-то обречённо махнул рукой, — «да гори оно всё синим пламенем!».

Очередь между тем продвигалась, и нужно было решать, становиться под обсчёт кассирши или ретироваться. Степан, разумеется, предпочёл бы последнее, но в узкий предкассовый проход уже вкатывала нагруженную доверху коляску — «откуда только у людей такие деньжищи берутся?» — толстая, в рыжих крапинках на обнажённых мясистых плечах бабёха, за ней — её рыжеусый муженёк, тоже не слабых размеров дядечка с упаковкой импортного пива на вмятом её тяжестью бочковыкаченном животе. Пропустить эту «сладкую парочку» впёред — было бы самое оно, глядишь, и Потрохов, пока их обслуживали, подоспел бы со своим тортом и конфетами, — однако путь к разумному отступлению был отрезан, бабёха уже выкладывала на чёрную транспортёрную ленту покупки, и Степан, переживая, что Потрохова, «паразита», нигде не видно — мешали заставленные товарами стеллажи — тоже принялся за разгрузку своей тележки.