Алексей Санаев - Золотая книга. Пурана № 19

Вот и сейчас я, совершенно не тронутый апокалиптической картиной, нарисованной буддийским настоятелем, бесстрастно произнёс:

– Если эта ваша Золотая Книга существует, рано или поздно она будет обнаружена людьми. Это неизбежно, и бояться этого не стоит. Найдены же были кумранские свитки [36]. И ничего, земля не разверзлась, и солнце не перестало радовать нас по утрам. А вот «умиротворения» бойтесь: это ваше так называемое умиротворение – отказ от прогресса и верный конец человеческой цивилизации.

Монах сверкнул на меня глазами:

– А вы сами не боитесь? Смерти?

– Послушайте, бросьте вы тут угрожать, – вступил в беседу майор Сингх. – Я что-то пока не услышал от вас ни одного факта. Смерть, смерть… Вы, собственно, чего хотите?

– Предупредить, – тихо ответил монах, тяжело поднимаясь со стула. – Я хотел предупредить. Я это сделал. Солнечные часы уже не отбрасывают тени.

С этими словами, которые он произнёс уже почти совсем неслышно, старичок вышел из комнаты, ни на кого не глядя. Я тоже встал, провожая взглядом странного настоятеля. Поздно. Предупреждать нас было уже бесполезным делом. Маховик этого приключения раскручивался с огромной скоростью, и все мы уже чувствовали, что с безумной скоростью несёмся к финалу.

Вечером того же дня я высказал эту мысль Савитри, с которой мы снова уселись слушать ночные звуки сада на подоконнике моей комфортабельной тюремной камеры.

– Я отдам что угодно, чтобы дойти до финала, каким бы он ни был, – сказала она. – Конец света – ерунда, Алексей. Работу я всё равно уже потеряла. Удастся ли выбраться из этой истории с убийством лодочника, неизвестно. Судимость в моей биографии убьёт моих впечатлительных родителей, и весь клан как по команде отвернётся от меня. И знаете, Алексей, что я чувствую в этой связи?

– Что же? – Я улыбнулся ей в ответ.

– Ничего. Мне абсолютно все равно. Помните, в поезде вы мне рассказывали о своей биографии? Ваша история меня очень впечатлила. Только самые сильные люди могут позволить себе на вершине карьеры обрубить все якоря и сделать шаг в неизвестность, начать новую жизнь, не оглядываясь назад. Сменить профессию, семью, образ жизни, общество только для того, чтобы отправиться в погоню за своей мечтой, поймать за хвост гаруду [37]. Вы смогли сделать это. Значит, смогу и я.

– Конечно, сможете, Савитри, – искренне ответил я. – Вы и есть сильный человек. Тем более раз уж вы смогли освоить столько русских пословиц и произносите почти без ошибок твёрдые смычные согласные… Вы сможете пройти через любые испытания. Терпение и труд…

– Всё перепрут? – спросила она, вскинув тонкие брови.

– Примерно так.

Я только что заметил, что мы сидим очень близко и что в одежде она стала для меня ещё привлекательнее, чем там, на острове. И возможно, именно поэтому я сказал, аккуратно снимая руку с её тонкой талии:

– Пора спать, Савитри. Мы всё-таки, как-никак, заключённые…

Я действительно надеялся хорошенько отоспаться этой ночью. Но умиротворения, по-видимому, не видать мне до конца жизни как своих ушей. Потому что около полуночи меня поднял панический стук в дверь, и в проёме показалась взъерошенная чёрная голова майора Сингха.

– Мистер Санаев, я прошу прощения. Вам придётся одеться и пройти с нами.

В своём кабинете он встал за рабочим столом, окинул нас, троих сонных людей, безумным взором и вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок.

– Джентльмены… и Савитри, с этой минуты вы свободны. Я только что получил из Дели вот такую телеграмму, и не смею вас больше задерживать.

На бланке ксерокопии мне бросился в глаза знакомый двуглавый орёл, но ещё раньше – чарующая, самая неожиданная на свете подпись под текстом следующего содержания.

Полицейское управление

Андаманских островов

Посольство и торговое представительство Российской Федерации в Республике Индия выражают недоумение в связи с задержанием профессора А. В. Санаева и членов его научной экспедиции полицией г. Порт-Блэр административного района Андаманские острова. Довожу до Вашего сведения, что, в случае продления безосновательного задержания гражданина Российской Федерации А. В. Санаева и уроженца СССР, гражданина Литовской Республики Л. Гедвиласа, посольство РФ завтра, 21 ноября, вынесет официальную ноту протеста Министерству иностранных дел Индии, что повлечёт за собой необратимые политические последствия в двусторонних отношениях РФ и Республики Индия. Также имею честь заявить, что гражданин Индии Ш. Нанда, в «убийстве» которого якобы подозреваются указанные лица, жив и проживает в настоящее время в Калькутте, на борту торгового судна «Амалия», где нанят на работу в качестве помощника капитана. Копии полицейского рапорта о его местонахождении, а также его собственноручных показаний, где Ш. Нанда полностью берёт на себя вину за аварию и гибель своего катера, произошедшие в Бенгальском заливе в ночь с 15 на 16 ноября с. г., прилагаются, оригиналы будут доставлены Вам дипломатической почтой транспортной авиацией утром 21 ноября.

Вместе с ними Вам будет доставлен паспорт Л. Гедвиласа с действующей визой посольства Индии в Вильнюсе, что снимает всякие основания для задержания последнего. Прошу Вас выдать указанный паспорт его владельцу и обеспечить беспрепятственный выезд задержанных Вами лиц с Андаманских островов.

Примите уверения в моём искреннем почтении, и.о. торгового представителя Российской Федерации в Индии

А. Е. Гурьев.

Мы прибыли в Дели на рассвете. Допотопный грузовой самолёт натужно присел на небольшом коммерческом аэродроме в пригороде огромного мегаполиса, затянутого серо-розовой дымкой вечного пряного смога.

То, что нас вообще взяли на борт этого воздушного судна, было героическим подвигом майора Прачандры Сингха, стремившегося отделаться от доставивших ему столько хлопот пленников максимально быстро. Он договорился с какой-то компанией грузоперевозок, что вместо нескольких упаковок древесного каучука в рейс до Дели через Калькутту и Агру возьмут Савитри, меня и Летаса. Остальные упаковки этого самого каучука служили нам и сиденьями, и ложем, потому что лететь со всеми пересадками пришлось едва ли не целые сутки.

Но мы не были в претензии. Лично я был рад уже тому, что выбрался живым из каменного века и вернулся обратно в век двадцать первый, пусть и со всеми его не менее сумасшедшими атрибутами. Здесь как-то привычнее, здесь, по крайней мере, знаешь, чего ожидать. Я, конечно, обязательно вернусь на Сентинель, чтобы провести там не один месяц, знакомясь с бытом дикарей и изучая их религию и язык.