Иван Зорин - Стать себе Богом

Казалось, он вспомнил то, что другие забыли, и не понимал того, что знали все.

Была ночь. Михаил Михолап, сплюнув, загасил окурок о подошву. «Ночь, — подумал он, — ночь, ночь…» Поёжившись, он крепче запахнул пальто. От холода его мысли стали космически ясными и, потеряв привязанность к его маленькой жизни, стали сами по себе. Он думал: «Окружающий мир — это разница между нами и остальным миром. Мы видим только разницу, только то, что не есть мы. И когда мы умрём, то не перестанем быть, и мир тоже не исчезнет, просто сотрётся разница, и мы станем невидимы друг для друга».

Он уже шёл по мосту. «Смерть, — думал он, — смерть, смерть.» Прислонив бумагу к граниту, он попытался записать свои мысли, но буквы скакали на неровностях, как телега на ухабах, а ветер трепал листок. Отшвырнув записку, Михолап сосредоточенно вскарабкался на парапет, застыв над бездной.

Себя за волосы не вытащишь, а спасителя в мире нет. Михаил Михолап умер, не успев понять, что такое смерть. Его несла река, а ветер, развернув записку, гнал по булыжной мостовой криво начертанные стихи: «Умрёшь, начнётся всё сначала, и повторится всё, как встарь: ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь.»

Что такое дзэн?

Он улыбнулся.

Вспомните, чему учили в школе, вспомните премудрости логики, теоремы и аксиомы, так вот дзэн — это всё наоборот.

Его зовут Елизар. Он милый, хотя и старый. «Уже сорок», — пожал он плечами, когда я брала интервью. Елизар — местная знаменитость, и сокурсницы- журналистки предупреждали, чтобы я называла его учителем. Вот ещё! Да и он смущается. Но интервью получится интересное, наверно, лучшее на факультете.

А про чайную церемонию расскажете?

Лучше показать, — потянулся он за чайником.

На шее у Елизара родинка, а на щеках, когда смеётся, — ямочки. Только смеётся он редко. Чай заварен по-тибетски: холодный, с бараньим жиром. Делаю над собой усилие, чтобы не морщиться.

А «Будда» происходит от слова «будить»? — наивно распахиваю ресницы. — Называют же его — Пробудившийся.

Ну вот, опять ямочки запрыгали! И смутился. Боже, какой смешной!

Прощаясь, кокетливо надула губы:

Возьмёте в ученицы?

Целый день думаю о приходившей студентке. Елизавета красива. Даже слишком. Мастер Хакуо отверг одну ученицу из-за красоты — и та обезобразила лицо раскалённым утюгом. Да и какой я учитель! Мне до просветления, как до неба. Разве лекцию прочитать. И то, когда она, достав блокнот, спросила про Будду, растерялся. Смешно, конечно. И всё же нашёлся: «А Елизар происходит от Елизаветы.»

И подумал, что это, возможно, не простая игра букв.

Всю неделю хожу к Елизару, в его тесную квартирку с видом на глухую стену. Мы разговариваем, смотрим японские гравюры с иероглифами, листаем пожелтевшие, в кожаном переплёте книги. Елизар — большой ребёнок, иногда мне кажется, что я его старше. И говорит он по-особенному, всё больше про сутры да шастры. А в житейских делах совершенно не разбирается. Учитель, одно слово! Но мне с ним интересно, мои ухажёры- мальчишки кажутся теперь скучными. Раз прихватила к Елизару одного, так не мог вставить и слова, пыхтел, тужился. А потом, выпятив подбородок, козырнул:

Мне вас жаль — потерянное поколение.

Мы-то потерянное? — вспыхнул Елизар. — А вас в капусте нашли!

Ого, да мы умеем кусаться!

Мне сделалось стыдно, и я стала приходить одна.

Февраль выдался сухим и ясным. Ковыряя на окне изморозь, вспоминаю старинную метафору о том, что жизнь бесконечна, как таяние снежинки в чистом небе.

И мне делается необыкновенно легко.

Надолго ли?

Все истории про учеников дзэн кончаются их просветлением. А вдруг потом снова наступает тьма? Вдруг беспокойные мысли снова застилают сознание, как пыль — зеркало?

С Елизаром легко. С ним можно молчать, а можно откровенничать.

Замечали, всё бывает не так, как думаешь? — щурится он. — Ожидаешь горя — приходит радость, кричишь от счастья, глядь, накликал беду.

Это оттого, что всё непостоянно, — быстро киваю я. И тут же шепчу: — А мне, Елизар, порой кажется, что моё счастье маячит на горизонте синим облаком. Только вот как его найти?

Это всё равно, что с зажжённым фонарем искать огонь.

У него на всё ответ! Вот уж кто свою Вселенную строит из слов!

Классический дзэнский коан: что такое хлопок одной ладони? А теперь у меня появилась другая тема для медитации: «Почему встреч ровно столько, сколько и расставаний?» Я размышляю об этом, когда в одиночестве считаю часы до возвращения Лизы. У нас уже вошло в привычку проводить вечера вместе. И что она во мне нашла? Вчера за чаем бегло рассказала о своём детстве: родители развелись, выросла с матерью.

Может, она видит во мне отца?

Сегодня это случилось! Сидя в кресле, Елизар по обыкновению что-то рассказывал, то и дело ероша пятернёй волосы, как вдруг я почувствовала неудержимое влечение. Пересев к нему на колени, обняла, поцеловала. Он отстранился, но я крепко прижалась к нему всем телом.

В постели Елизар оказался не на высоте, но мне почему-то это совершенно безразлично. Главное, я поняла, что люблю его! Он признался, что после развода у него не было женщины. Бедный! Но в глубине мне приятно, не хочу его ни с кем делить, даже с прошлым.

Пробовал медитировать — напрасно! В голове крутиться какая-то ерунда: «Елизар, Елизавета — ели за «р», ели за вето!»

Похоже, мой дзэн летит к чёрту.

Приходил Елисей. Не удержавшись, я рассказал про Лизу. Он стал выспрашивать и хохотать: «Значит вас уже трое — ты, она и любовь?» А глаза серьёзные. Елисей не верит ни в Бога, ни в чёрта. Но любит библейские изречения. «Один человек на свете, — гладит он щетину на подбородке, — и нет у него ни отца, ни матери.» А потом ржёт: «И друзей нет, и врагов — одни интересы.» Он с детства такой, и чего я его терплю? «Ну что, горе-буддист, — толкает меня в бок, — кто жизни не знает, тому других учить?» Я завожусь, и мы до хрипоты спорим. Елисей при деньгах, но не трудоголик и ещё не утратил вкуса к жизни.

На сайте знакомств, — рассматривая холёные ногти, деланно зевает он, — нашёл фотографию одной молоденькой — ищет секса по телефону. Я подумал, зачем фото, если по телефону? И точно — оказалась старухой.

Ты это к чему?

А к тому, что все кругом врут.

Я хотел промолчать, но не удержался.

Завидуешь?

Безумию? — вскинулся он, и я понял, что угодил в десятку. — Эх, Елизарчик, жизнь всё равно своё возьмёт, это вначале весело, а после женщина скажет: «На в лоб, болван!» А ты прочитаешь наоборот — тоже самое получается. Так стоит ли начинать?

Не философствуй — не тянешь, — огрызнулся я.

Елисей оскалился.

Да пойми, чудак-человек, сначала встреч больше, чем расставаний, потом — наоборот. В конце концов, кто из нас буддист? А молодым сегодня переспать, что воды пригубить, — гнул он своё. — Поверь, я лысину протёр на чужих подушках, и тебя заклинаю: «Трахать — трахай, а любить — не люби!»