Каспер Давид - Свиньи олимпийской породы.

- Большаков, Ибрагимов! — Снова позвал их Носко. — Духи! День прошел!

- Слава Богу не убили! — С готовностью, но без радости отрапортовали те.

- Не понял! А че так уныло? — Удивился кто–то из старослужащих.

- СЛАВАБОГУНЕУБИЛИ!!! — Заорали «молодые».

- Большако–ов. — Прогнусавил ефрейтор. — Ну, где же мое ко–офе?

Ожидающий казни встал, выдохнул, оправил гимнастерку и четким строевым шагом подошел к кровати Носко. Там он вытянулся по стойке смирно и, отдавая честь, пролаял:

- Товарищ дедушка! За выделенное вами время обнаружить искомое не удалось! Здесь чувствуются происки коварного вероятного противника! То есть, империалисты все заныкали от трудового народа. Прошу дать мне дополнительное время!

Максим лег на свою кровать и с интересом наблюдал спектакль. Результат игры кошки с мышкой ясен для всех. Однако Большаков держался молодцом. Поможет ли ему это?

Рядом одобрительно захмыкали другие зрители.

- Отставить поиски. — Объявил свой вердикт Носко. — Задание ты, душара, провалил. Надо бы тебя наказать. Но лень вставать. Иди ударься сам. Лицом! — Закричал он, видя, что Большаков стукнулся плечом о спинку кровати. — Сильнее, а то я сам!

«Дух» ударился головой, и вздувающаяся на его брови шишка удовлетворила ефрейтора.

- Сказку расскажешь? — Задал он риторический вопрос.

- Так точно. — со сжатыми зубами промычал Большаков.

- Вот и чудненько. А ты, Ибрагимов, станцуй.

- Как? — завизжал нервный азиат. — Я не умею!

- А ты постарайся. — зевая сказал Носко и успокоил. — Не волнуйся. Как сумеешь — так сумеешь. Мы же не в филармонии.

«Сказку» молодые солдаты обычно рассказывали после отбоя, но в это время ефрейтор, как правило, проводил на своей телеграфной станции, так что приходилось удовлетворяться много раз слышанными корявыми стихами в дневное время. Для полноценного ублажения старослужащего требовалось, как минимум, четыре человека.

Один — для того, чтобы сымитировать движение по железной дороге раскачивал кровать и приговаривал — «тудух ту дух, тудух ту дух…». Двое, с обеих сторон проходили мимо возлежащего «деда», подняв веточки. Это должно быть похожим на прохождение поезда через лес. И, собственно, еще один рассказывал «сказку». Однако… как говаривали в доблестной советской армии — «на безрыбье и сам раком станешь». Людей не хватает, время неподходящее. Носко поморщился и стал слушать.

- Масло сьели, день прошел. — Большаков прокашлялся. Рядом приседал, поднимая и широко расставляя руки, Ибрагимов. Он не очень хорошо понимал, как нужно танцевать, но раз уж приказали танцевать, он старался.

- Громче! — потребовал «дед».

Большаков осекся, крепко зажмурился и поднял к потолку лицо. По его щекам катились слезы. Молодой солдат тихонько скулил.

«Уже получше». — Подумал Максим. — «Может плакать, значит, не повесится. Хотя, наверное, служится ему тяжело».

- Изящнее! — потребовал Носко у танцора. — А то ты танцуешь, словно хлопок пропалываешь!

Ибрагимов заприседал энергичнее, вкладывая в свои движения все изящество, свойственное солдату азиатского происхождения. По соседству с Яцкевичем засмеялись.

Вдруг между рядами, переворачиваясь, пролетел сапог и ударил Большакова в грудь.

- Сказку, душара! — Потребовал кто–то. — Плакать мы все умеем! А когда я «сказку» рассказывал ты девок на гражданке трахал! Масквач хренов!

- Масло сьели, день прошел. — вздрагивающим голосом продолжил Большаков. — Старшина домой ушел. Дембель стал на день короче, всем дедам спокойной ночи….

- Ибрагимов! — скомандовал ефрейтор. — Иди кровать покачай или с веточками походи. А то на поезд непохоже. Один рыдает, другой приседает… Дурдом какой–то…

- Так точно! — обрадовался солдат прекращению не свойственного, и даже противоестественного жителю пустыни занятия.

- Подожди, дух! — Крикнул один из радистов. — Окно открой, а то душно!

Узбек ринулся к окну, но был остановлен приказом ефрейтора:

- Стоять! Холодно.

Солдат остановился, не зная, что ему делать.

- Открой, сказал. — Требовал сосед Максима, и Ибрагимов снова повернулся к окну.

- Не открывай! — в голосе ефрейтора зазвенела ярость. — Короче, Ибрагимов, сам выбирай, кто тебя бить будет!

Солдат растерянно переводил взгляд с ефрейтора на другого деда. Ему хотелось услужить всем, но никак не получалось.

- Всем дедам спокойной ночи! — закричал Большаков, пытаясь отвлечь внимания от приговоренного к избиению Ибрагимова. — Пусть приснится в этот час море водки, пива таз! Увольнение в запас и Язова приказ. Мама, папа, дом родной, баба с мокрую звяздой!…

- Большаков! Ибрагимов! — В дверях спального помещения стоял дежурный по роте, с красной повязкой на рукаве и штык–ножом на поясе. Духи с надеждой посмотрели на Рустамова, который мог их спасти от самодуров. — Хватит отдыхать! Идите пол мыть, а то в казарме бардак!

Солдаты побежали за ведром и шваброй.

- Ну вот… — Огорчился кровожадный Носко. — Как же я теперь засну без сказки?…

Максим повернулся на бок, и в очередной раз поблагодарил Бога за то, что ему в све время не пришлось рассказывать «сказки». А уж теперь и не придется. Хотя…. Он вздохнул. От тюрьмы зарекаться нельзя.

Спать не хотелось, но стоило попытаться. Солдат ведь спит, а служба идет.

На плацу раздался топот сапог и старшина закричал:

- Раз, раз, раз два три. Раз, раз, раз два три. Выше ногу! Носок тянуть! Алисов! Почему сапоги не блестят? Где молодцеватость?! Что вы бредете, как немцы под Сталинградом?! Песню–ю запе–е–ВАЙ!

И унылый хор грянул:

- У солдата выходной!…

- Хер стоит трубой… — Зевая продолжил Носко.

Макс стащил с соседней кровати подушку и положил ее на голову. Звуки строевой подготовки, которую он так счастливо избежал, стали тише и вскоре он провалился в черный омут солдатского сна.

Обед был немногим лучше завтрака. Главным его достоинством было присутствие свежего хлеба и отсутствие комбинированной каши. Ее заменило пюре из сушеной картошки. Как обычно, пюре было водянистым и изрядно сдобренным комбижиром. Но в принципе, если поперчить и хорошенько посолить — есть можно. Тем более, что на пережаренных «рыбих трюпях» находились съедобные куски плоти. Нормально. Пообедав, Макс вышел из столовой. На заасфальтированном пятачке возле входа курили солдаты. Последним вышел дежурный по роте, и, увидев старшину, скомандовал:

- Строиться в две шеренги!

Яцкевич встал во второй ряд, рядом с Федотовым.

- Молодец из молодцов — старший прапорщик Рубцов. — недовольно буркнул тот.

Старшина подошел, но в строю не хватало еще двоих, особенно медленно жующих.

- Вот тех, кто из Москвы, называют москвичами… — Максим толкнул друга плечом.