Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова

Когда я жила в Нью-Йорке, я была почти хороша собой (думаю, что не вру). Внешность моя вызывала у других желание что-то в ней поменять — сырой материал, готовая форма для отливки красоты. Но сейчас, приехав из глубинки, на пороге сорокалетия, безыдейно одетая, я понимала, что никто меня не замечает (или Брюки действительно штаны-невидимки?).

Офис адвоката находился в шикарном квартале — одна из восточных Сороковых улиц. Антураж неброский: снаружи — стены из полированного гранита, внутри — искусство, поставленное на поток, — большая бежевая картина, потом бежевая картина побольше, потом самая большая бежевая картина («Как Сай Твомбли [9] Сай Твомбли (р. 1928) — американский художник-абстракционист. познакомился с Тремя Сердитыми Козлятами»).

В приемной на двадцать девятом этаже материализовался помощник адвоката Макс. На нем был просторный квадратный блейзер, не позволяющий определить, что там за тело внутри. Макс провел меня в зал заседаний, состоящий исключительно из стали и бархата, и там оставил. Если не считать подсветки над картинами, в зале было темно. Пять часов тряски в автобусе сделали свое дело, веки мои отяжелели. Засыпая, я, видимо, вытянула руку, чтобы погладить бархатистую поверхность картины, потому что к действительности меня вернул голос Макса:

— Не трогайте, пожалуйста.

Звучал голос вполне дружелюбно, но так, будто Максу часто приходится иметь дело с любителями полапать произведения искусства.

Он махнул рукой на внутренний коридорчик и еще одну дверь, я пошла за ним следом. Может, этот Макс был роботом, а может, очень мягко ступал в своих кожаных туфлях. За дверью располагался просторный стол, а за ним — адвокат по авторским правам, вещавший что-то в телефонную гарнитуру.

Я села в кожаное кресло, лицом к столу. Адвокат по авторским правам оказался единственным человеком на свете, у которого волосы, начесанные на лысину, выглядели сексуально. Собственно, они были зачесаны назад, и череп его напоминал стадион с беговыми дорожками. Пока он разговаривал, правая его рука печатала, а левая занималась чем-то своим. Похоже, разбирала какое-то другое дело.

На столе стояли фотографии в рамках, я изогнулась, чтобы их рассмотреть. По счастью, он не относился к числу тех юристов, которые держат на столе портрет жены в бикини. Кто знает, может, эта жена вообще была у него первой и единственной. На фотографии на ней был горнолыжный костюм для экстремальных спусков, под мышкой — шлем. С ней рядом стояли двое рослых детишек, оба со сноубордами. Были они светловолосыми и атлетичными, хозяева жизни.

Наконец он закончил разговор и поднял глаза. Я заговорила частя. Я понимала: время — деньги, причем мои деньги.

Я объяснила, как нашла роман, и начала пересказывать сюжет. Я дошла до фразы «он о бейсболе и любви» — и тут адвокат прервал меня, подняв Руку:

— Вот два основных вопроса. — Он протянул ко мне длинный палец. — Первый: действительно ли это написано Набоковым? Это я могу выяснить. Недорого, вам не придется продавать в рабство своего первенца. — Он даже не улыбнулся. — Качество текста не имеет никакого значения, — добавил он беззаботно, — пусть даже и полная чушь. — Я сморгнула. — Допустим, это действительно написал Набоков. — Он воздел еще один палец (а его левая рука все трудилась над другим делом). — И второй: вы хотите продать его коллекционеру как ценную рукопись или издателю как книгу?

Он сделал паузу, будто подсчитывал доллары, падающие на его банковский счет.

— Разве рукопись не принадлежит его сыну, Дмитрию Набокову? — поинтересовалась я.

— Формально говоря, это отходы. Выброшенная бумага является отходами. Если бы Набоков хотел сохранить эту рукопись, он передал бы ее своим наследникам. Но поскольку он выбросил эти бумаги, каковой факт никто не станет оспаривать, полагаю, их можно считать свободными от притязаний третьих лиц. — Это звучало почти логично. — Разумеется, может возникнуть спор. — Мысль о споре его, похоже, порадовала. Он почувствовал себя в своей тарелке, приготовился занимать позицию, обосновывать ее, одерживать верх.

— А рукопись опубликуют? В смысле, это будет книга, которую все смогут прочитать, или она просто попадет в чью-то частную коллекцию? — Левая рука прервала свою деятельность. — Это замечательная книга, — сказала я. — Особенно любовные сцены. А те, где про спорт, заинтересуют многих… гм… мужчин, — добавила я, непреднамеренно повысив голос. — В общем, книга для всех, — закончила я неуклюже.

— В таком случае вам нужен литературный агент, — проговорил он пренебрежительно. — Прямо там у вас, в Онкведо, есть отличный агент, Марджи Дженкинс. Она по большей части занимается любовными романами, но издательский мир знает хорошо.

— В Онкведо? — Что-то не верилось. Он что, отправляет меня обратно в глубинку? Хуже того, он решил, что я сама оттуда.

Я протянула ему копию титульного листа, которую он не глядя опустил в ящик. Сказал, что ему, возможно, потребуется оригинал, но для начала он «прикинет подлинность», а потом со мной свяжется.

После этого он спросил, где я купила свои туфли. Такой вот способ сообщить, что пора выбираться из кресла ценой в шесть тысяч долларов и проваливать. Он проводил меня до лифта и дал мне свою визитку. Рука у него была восхитительно сухой и шершавой, прямо как у настоящего человека.

Шагая к своей ненаглядной пекарне, я изумлялась: сколько людей — и всем есть куда пойти. Я забыла, что в большом городе это всегда так. У каждого есть цель. Пробираясь к своей любимой пекарне, окруженная шагающими людьми, я наслаждалась мгновением, присутствием всех этих движущихся тел. Сквозь рев автомобильных гудков и шуршание автобусных шин я улавливала сложный ритм шагов: размашистых, мелких, отрывистых. В середине квартала, на тротуаре, они на несколько тактов начинали звучать в унисон. Зажигательный, глубоко сексуальный ритм. Я чувствовала, что он растекается по бедрам, как расплавленный шоколад, я едва не начала пританцовывать в такт. Шагнув с противоположных тротуаров, на мостовой сошлись два карлика, разминулись, чуть не задев друг друга низко расположенными плечами, не встретившись взглядом. Чисто постановочная сцена. Я почти слышала голос Бога за кулисами: «Карлики, ваш выход».

Город наделен неведомым волшебством, которое и удерживает в нем людей. Только решишь уехать — потому что твою ставку сократили, друга-велосипедиста сбило такси, газетчик плюнул в тебя, отдавая сдачу, — и в тот самый день, когда глаза уже вроде бы нацелились на тихое зеленое место, где можно жить простой и здоровой жизнью, случается волшебство: в Вест-Виллидже предлагают съемную квартирку в две спальни, официант бесплатно угощает тебя морским гребешком под лаймово-чилантровым маринадом, особый рецепт шеф-повара, трое подростков поют а капелла на платформе в метро, лучше любых «Марвелеток» [10] Имеется в виду американский женский вокальный квинтет «The Marvelettes», с успехом выступавший в 1960-х гг. . И ты понимаешь, что не в силах уехать.