Николай Иванов - «Операцию «Шторм» начать раньше

— Когда можно поставить задачу личному составу?

— Офицеров в общих чертах можно сориентировать сейчас, солдатам и сержантам задачу поставлю я сам уже на аэродроме, непосредственно перед посадкой в самолеты.

— Я могу знать время «Ч»?

— Готовьтесь на седьмое июля, — после некоторого раздумья сообщил дату Гуськов.

7 июля 1979 года. ТуркВО.

Нет большего блаженства в жару, чем холодный душ. И Оксана, лишь войдя в квартиру, бросив у порога сумки, туфли, первым делом прошла в ванную, открыла кран. Подождала, когда сбежит застоявшаяся в трубах вода, набрала озерко в ладони, окунулась в него разгоряченным лицом.

Кажется, все земные радости с мая по октябрь сужаются до этих понятий — вода и прохлада.

Четвертый год она здесь, в городке, и каждое лето дает себе зарок: все, это в последний раз. Что угодно и как угодно, но она готова уехать хоть к чукчам, хоть к эскимосам, если только это не одно и то же.

Озерцо вытекло, просохло под горячим лицом. Предвкушая еще большее наслаждение, достала из шкафчика полотенце, халатик и, на ходу сбросив одежду, вновь нырнула в ванну, залезла, повизгивая от холодных струй, под воду. Привыкла к ней, забросила за голову руки, закрыли глаза и затаила дыхание: хорошо! Вот так, наверное, воскресают ангелы.

Выбравшись из ванной, вытерла полотенцем забрызганное зеркало, отошла к самой стене, приподнялась на цыпочки, стараясь увидеть себя всю. Перед отпуском Борис, не поднимая в столовой глаз от тарелки с окрошкой, вдруг ни с того ни с сего обронил: «Ловкая ты». Она, покраснев, тем не менее сразу отметила другое: он сказал это не глядя, значит, смотрел на нее раньше…

Сбивая бусинки воды, провела ладонями по груди, животу, бедрам. Повернулась боком — вроде и в самом деле ничего лишнего, все в меру. Есть, конечно, миниатюрные женщины, ну и пусть они правятся тем, кто любит маленьких. А она то помнит, как смотрел на нее Борис при первой встрече.

Она улыбнулась воспоминанию, подмигнула себе: как же лихо все таки заставила она его лезть через забор. Томно потянулась, выгибаясь: а какие бы глаза были у него, если бы увидел ее такой?

Тут же смутилась своим мыслям и, чтобы не видеть себя покрасневшей, выключила свет, вытерлась в полумраке. А Борису она сейчас приготовит окрошку.

— Вернусь из отпуска, угощу тебя настоящей окрошкой, — ответила она тогда в столовой хоть и на скупой, но все же комплимент Бориса. Господи, как же долго шли они к примирению. И, боясь потерять, разорвать эту тонкую ниточку, вновь связавшую их, торопливо добавила: — Седьмого июля, в день возвращения из отпуска, объявляю окрошечный ужин.

— Приглашаешь? — Он поднял голову, и глаза их встретились. Она разглядела в них недоверие, там же готовы были вспыхнуть и колючки, если вдруг уловит усмешку, неправду в ее словах.

— Приглашаю, — тихо ответила она, теперь сама опуская голову.

Помолчали, может быть, оба даже попытавшись представить будущую встречу.

— Я не смогу тебя проводить. — Борису, который ни разу не был в квартире Оксаны, это, видимо, было сделать труднее, и он нарушил молчание первым.

— Я знаю, у тебя выход в горы. — Она все знала о нем.

— Тогда встречу после отпуска.

Весь отпуск Оксана мысленно спускалась с трапа самолета и выглядывала за решетчатой оградкой аэропорта Бориса. Спускалась и шла к нему, спускалась и шла… И наверное, сглазила, потому что, когда в реальности сошла с самолета и шла к толпе встречавших их рейс из

Ташкента, Бориса среди них не увидела. Недавних ее попутчиков переобнимали, перецеловали, развезли в машинах, а она все стояла на солнцепеке, выглядывая офицерскую фуражку…

Но не дала себе обидеться: сама служит и знает, что случиться может всякое. Не приехал, — значит, не смог. И до этого дня ее никто никогда не встречал здесь, так что добираться до дома одной — не привыкать. Может, оно и лучше, что не увидел ее Борис пыльной, помятой, пусть сейчас посмотрит…

Наверное, в самом деле не говори никогда под руку: не успела об этом подумать, в дверь в тот же миг позвонили, иона, не готовая к встрече, вначале даже села на диван, затем подхватилась, бросилась к зеркалу. Что же это она, даже волосы не высушила, ведь могла бы достать фен. А халат? Переодеваться или не надо? Как это будет выглядеть со стороны, что она встречает его в халате?

В дверь позвонили снова, на этот раз дольше, настойчивее, и она лишь перевязала пояс, запахнувшись в халат поглубже. Успела еще открыть духи, смочив ими руки, провести по волосам. Подбежала к двери. И тут силы оставили ее. Сердце колотилось так, что прерывало дыхание: а вот так ангелы умирают.

На площадке послышались шаги — неужели уходит? Конечно, если она так будет стоять, то дождется! Щелкнула замком — нарочито громко, чтобы услышал, остановился…

Распахнула дверь и замерла: вместо Бориса на ступеньках лестницы стоял Крижанаускас.

— Здравствуйте, Оксана Сергеевна. — Сержант поднялся обратно на площадку. — А я звоню, вроде нет вас.

— Здравствуй, Витаутас. Просто я только приехала…

— Да, мне старший лейтенант Ледогоров сказал, что вы приезжаете сегодня.

— А где он сам?

— Докладываю: старший лейтенант Ледогоров убыл к новому месту службы.

— К новому месту? Когда? Куда?

— Докладываю: в конце месяца. Перевели за один день к десантникам. Он попросил меня сообщить вам.

— Спасибо, — прислонилась к косяку Оксана. Перевели… И не говорил, что добивается этого, смолчал…

— Извините, Оксана Сергеевна, побегу.

— Зайди, гостинцев ребятам…

— Оксана Сергеевна, я в самоволке, времени нет.

— А письмо, записку? — вдогонку спросила она, но сержант на ходу помотал головой.

Уехал… И ни строчки, ни слова, ни полслова. Крижанаускаса выбрал, зная, что тот — доложит.

Доложил…

Оксана прошла в комнату, опустилась на диван. Вдруг почувствовала страшную усталость: все эти перелеты, сумки, жара свое дело, оказывается, делали. Но самая непомерная тяжесть — это от

Бориса. Уехал… Неужели не мог подождать, отпроситься, в конце концов? Мир же не рушится, попросил бы хорошо — отпустили. А что, если не захотел отпрашиваться? Вдруг и тогда, в столовой, уже знал, что к концу месяца его в эскадроне не будет, что не встретит?.. Нет нет, он так смотрел на нее! Почему же молчал, что собирается уходить к своим десантникам? Конечно, мужикам главное — дело, а офицерам еще и служба, погоны. Разве можно их променять на человека, который… который…

Оксана посмотрела на полураскрытые сумки — и как только довезла? Правда, надеялась, что

Борис встретит. А он…

Встала, подошла к окну. На белой от пыли и солнца улице два черноголовых пацаненка собирали пыль в бумажные кульки и подбрасывали в воздух. Визжали под пыльным дождем и принимались за дело снова.