Филип Рот - По наследству. Подлинная история

Другая женщина за все время, пока они вели нас к двери в коридор, где помещалась квартира Изабел Берковиц, не произнесла ни слова, и я понял, что она перенесла инсульт. Отец тоже это заметил, и мне, хоть он и молчал, снова послышалось, как он утверждает: я не то, что здешние старики. «Все так, — думал я, — но, учитывая, что ты за старик, одиночества тебе не перенести».

Искомая миссис Берковиц оказалась — и у меня отлегло от сердца — сметливой, живой, привлекательной женщиной, к тому же она выглядела лет на десять моложе своих семидесяти. Ее двухкомнатную квартиру, правда, несколько тесноватую, заливало солнце, на стенах висели небольшие картины, которые она собирала всю жизнь. Одну из них — яркий натюрморт — написала она сама, его окружали ее вышивки в рамочках. Она, похоже, нам обрадовалась, тут же предложила выпить чего-нибудь прохладительного и, когда она минут через пять ненадолго нас оставила, отец повернулся ко мне и сказал:

— Чудо что за дамочка!

Хотя Изабел — она начала работать медсестрой в Бруклине, а закончила администратором системы государственного здравоохранения в Нью-Йорке — была чуть более светской, чем мама, но смесью доброжелательности и живости, добродушия и любезности очень напоминала маму в годы моего детства и отрочества. Наверное, из-за этого сходства отец и выпалил — мы ждали в коридоре, пока Изабел закрывала квартиру, чтобы повести нас осматривать «Плазу», — так, словно все его беды остались позади:

— До чего ж она мне нравится! Она — прелесть!

Изабел рассказала, что переехала сюда в октябре, когда «Плаза» только открылась, до сих пор все еще «акклиматизируется» и дается ей это нелегко. Уж очень здешняя жизнь непохожа на ее прежнюю. У них с покойным мужем — энергичным, пробившимся из низов человеком, чья биография не слишком отличалась от отцовской, — была в Джерси-сити просторная квартира с видом на статую Свободы. Тем не менее она от нее отказалась и переехала в «Плазу»: в последнее время стала прихварывать и решила поселиться поближе к Берковицам.

Отец ошарашил меня, сказав:

— Да, да, прекрасная семья.

До этого он не подавал виду, что знает Изабел так же, как и родственников другой миссис Берковиц. Впрочем, не исключено, что он всего-навсего старался расположить к себе женщину, к которой, судя по всему, его повлекло с такой безудержной силой, что я только диву давался.

Когда мы шли по коридору, Изабел Берковиц сказала:

— Так вы и есть Филип Рот. Я хочу вас поблагодарить: вы доставили мне столько веселых минут, — и, повернувшись к отцу, добавила: — Да уж, чувства юмора вашему сыну не занимать стать.

— Все анекдоты я позаимствовал у него, — сказал я.

— Вот как? — она улыбнулась и сказала отцу: — Герман, расскажите какой-нибудь анекдот.

Вернее подхода к нему нельзя было найти.

— Знаете этот анекдот: два еврея… А вот этот: просыпается парень поутру… А вот этот: захворал парень во Флориде…

Давным-давно я не видел его таким воодушевленным, ну а уж после смерти мамы и подавно. Он до того увлекся, выкладывая свой запас еврейских анекдотов, что практически не смотрел на те удобства, которые «Плаза» предоставляла своим жильцам. Мы прошли столовую — просторный чистый зал, схожий со школьным буфетом, подсмотрели через открытую дверь, как в кухне, где и утварь, и оборудование сверкали, грузная чернокожая женщина нарезала за длинным столом треугольничками латук для салата к обеду на несколько сот человек; перешли из «Плазы» в «Y», заглянули в комнаты для кружковых занятий, где шла карточная игра; я не терял надежды, что отец заинтересуется, хотя бы из любопытства, жизнью «Плазы» и увидит в ней, не сейчас, так в будущем, способ уйти от одиночества, но его занимала исключительно Изабел: он потчевал ее рассказами — чуть не все их я слышал не раз — о своем детстве в иммигрантском Ньюарке.

В «Y» шли занятия дневного детского лагеря, и мы заглянули в гимнастический зал — там на полу сидело человек тридцать ребятишек, а двое руководителей кружков объясняли им условия новой игры.

— Ну не прелесть ли наши еврейские ребятишки? — сказала Изабел; однако ее усилия переключить внимание отца на то, что у него под носом, успеха не возымели — на детей отец и не посмотрел, он продолжал свой рассказ о Ньюарке 1912 года.

Оторвался он от воспоминаний — и то ненадолго — лишь в конторе директора «Y», где изложил директору и его помощнику свои претензии к директору элизабетского «Y», куда регулярно ходил несколько раз в неделю по утрам: элизабетский директор никуда не годится — ни разу не пришел в оздоровительный клуб поговорить с нами, понятия не имеет, что у нас и как; словом, выложил без обиняков, что он с этим типом не в ладах:

— Да чихал я на него. Я организовал нашу группу альте кокеров [10] Старые засранцы (идиш). — «Ребятишки Рота», и мы обходимся без него и отлично обходимся. Пошел он куда подальше.

— Именно такой человек, как вы, нам нужен, — сказал директор, но отец пропустил этот намек мимо ушей.

Выйдя из кабинета директора, мы столкнулись в коридоре с Блейбергом, президентом общественного совета «Плазы», человеком лет семидесяти пяти, страдающим рассеянным склерозом. Изабел познакомила нас.

— Блейберг, Блейберг, я вас помню, Блейберг, — сказал ему отец. — Вы — ювелир с Грин-стрит.

У Блейберга и впрямь был ювелирный магазин на ньюаркской Грин-стрит.

— Как вам здесь живется, мистер Блейберг? — спросил я.

— Прекрасно, — сказал Блейберг.

Отец тем временем говорил:

— Ну как же, Грин-стрит. Сейчас я вам скажу, какие еще магазины были на Грин-стрит — и перечислил их все до одного.

Позже, когда мы уже сидели в машине, я предложил отцу поехать посмотреть на торговый центр — там имелись и книжный магазин, и банк, и кафе, куда, как сказала нам Изабел, жильцы «Плазы» иногда ходили обедать. Ну а потом, сказал я, можно посмотреть Б'най Абрахам.

— Чего там смотреть, — сказал отец.

— Разве ты не хочешь посмотреть синагогу? В Элизабете ты же ходишь по пятницам на вечерние службы.

— Поехали домой.

— Ну и что скажешь? — спросил я, развернулся и поехал по Нортфилд-авеню прочь от торгового центра и синагоги.

— Ничего.

— Так-таки ничего?

— Это не для меня.

— Что ж, может, ты и прав. Впрочем, ведь это лишь первое впечатление. Подождем, пока оно отстоится. Надеюсь, ты воспользуешься приглашением Изабел.

Когда мы уезжали, Изабел предложила отцу через два-три дня приехать — они сходят в «Y»: там два раза в неделю показывают фильмы.

— Попкорн беру на себя, — сказала она с чарующей улыбкой.

Тогда такая перспектива, похоже, показалась отцу соблазнительной, он записал номер ее телефона и обещал позвонить, но сейчас говорил со мной так, словно она предложила нечто несусветное: