Джойс Оутс - Одержимые

Светящийся циферблат ее часов сообщил, что было десять тридцать. Не слишком поздно, разумеется, чтобы одеться, вернуться к дому и позвонить в дверь. Конечно, она позвонит только в том случае, если в доме будет гореть свет, если там еще не спят… Наверное, там жил престарелый джентльмен, один, кто-нибудь, кто знал ее деда, кто навещал Парров в Каммингтоне. Потому что должна быть какая-то связь. Конечно, легко говорить о совпадениях, но она знала, знала с глубоким, неколебимым убеждением, что существовала связь между кукольным и настоящим домами… Давая объяснения тому, что постучит в дверь, она предполагала, что возьмет легкий, разговорный тон. Годы администрирования научили ее дипломатии: не следует казаться слишком серьезным. Угрюмость начальников всегда смущает, в беседе требуется лишь легкость и некоторая доверительность, ореол личного и даже секретного понимания. Людям не нужно равноправия со своими лидерами, они хотят, им совершенно необходимо, чтобы в начальниках было некоторое превосходство. Превосходство, однако, не должно быть отчужденным, иначе оно становится оскорбительным…

Вдруг она испугалась: ей показалось, что приступ паники может наступить следующим утром, когда она будет выступать со своей речью «Будущее человечества и американское образование». Ее доклад назначен на девять тридцать, она будет выступать первой: первый достойный спикер конференции. И вполне возможно, что вернется та обезоруживающая слабость, то чувство абсолютной, почти инфантильной беспомощности.

Она села, включила свет и просмотрела свои записи. Они были сделаны от руки, не отпечатаны. Она попросила секретаршу не печатать их. Стиль речи в форме обращения был раньше использован ею в различных вариантах. Она всегда добивалась контакта с аудиторией, а не формального прослушивания, но, конечно, она зачитает основные статистические данные. И все же было ошибкой не отпечатать записи. Она порой не могла разобрать свой почерк.

Не мешало бы выпить. Но она не могла пойти в Ланкастер Инн, где должна была проходить конференция и где находился бар. Как нарочно, в комнате у нее тоже ничего не было. Вообще-то она редко выпивала, и никогда не пила в одиночку… Однако, если это ей поможет заснуть: успокоит ее скачущие мысли.

Кукольный домик подарили ей на день рождения. Много лет тому назад. Она не помнила, как давно. И еще ее куклы, ее маленькая кукольная семья, о которой она не думала целую жизнь. На нее нахлынуло чувство потери и нежности.

Флоренс Парр, которая довольно часто страдала бессонницей, но, конечно, никто не знал об этом.

Флоренс Парр, у которой был узелок в правой груди, настоящая киста, безобидная, совершенно безобидная, появившаяся сразу после ее тридцать девятого дня рождения. Но никто из ее друзей в Шамплейн не знал об этом. Даже ее секретарша не знала. И безобразная эта штучка оказалась доброкачественной: совершенно безвредной. Значит, хорошо, что никто не знал.

Флоренс Парр, о которой знали, что почти со всеми она держалась на расстоянии, точнее сказать, начеку. «К ней нельзя приблизиться», — сказал кто-то. Но все же чаше говорили, что она была замечательно душевной, открытой, и откровенной, и абсолютно бесхитростной. Всеми признанный президент. Ее поддерживал факультет. Бывали порой отдельные завистники, особенно среди вице-президентов и деканов, но у нее была всеобщая поддержка, она знала об этом и была благодарна, намереваясь и дальше сохранять ее.

Было далеко за полночь. Ее сознание продолжало неутомимо, не переставая работать.

«Следует ли поддаться импульсу, быстро одеться и вернуться к дому? Это займет не более десяти минут. И вполне возможно, огни в доме будут погашены, жильцы будут спать, с улицы она увидит, что визит несомненно исключен. Она всего лишь проедет мимо и будет избавлена от дерзкого поступка.

Если я сделаю это, то последствия…

Если я не сделаю этого, то…»

Конечно, она не была импульсивным человеком. И не восхищалась импульсивными, «спонтанными» людьми, которые хорошо знали о своей спонтанности. Она считала их недоразвитыми, скорее всего, эксгибиционистами.

Она защитит себя от обвинения в расчетливости и осторожности. Просто она была очень прагматична. Она воспринимала задачи с большим интересом и серьезно увлекалась ими, одной за другой, месяц за месяцем, год за годом. В это время все другие проблемы просто должны были отойти в сторону. Например, она никогда не была замужем. Удивительное состояло бы не в том, что Флоренс Парр вышла замуж, а в том, что у нее нашлось бы время поддерживать отношения, которые привели бы к свадьбе. «Я не против замужества, — однажды сказала она с неподдельной наивностью, — но мужчина занял бы так много времени: встречи, разговоры…»

В Шамплейн все любили ее и сочиняли про нее анекдоты. Говорилось, что она и в более молодые годы была так равнодушна к мужчинам, даже к достойным мужчинам, что спустя несколько лет не смогла узнать молодого лингвиста, который в Виденерской библиотеке сидел рядом с ней, каждый день здоровался и иногда приглашал ее на чашечку кофе (она всегда отказывалась: она была слишком занята). Когда же он появился в Шамплейне женатый, автор хорошо принятой книги по теории лингвистики, профессор гуманитарного факультета, Флоренс не только не узнала его, но вообще не могла его вспомнить, хотя он отлично помнил ее и даже рассказал ей, во что она была одета в ту зиму, не забыв упомянуть цвет ее вязаных носков. Она была сильно смущена, но в то же время польщена и заинтригована. Это лишний раз доказывало, что Флоренс Парр была неизменной Флоренс Парр во все времена.

Потом ей стало как-то грустно, поскольку эта история доказала (разве это не так?), что она действительно была совершенно равнодушна к мужчинам. Она осталась старой девой не из-за того, что ее никто не выбрал, и не потому, что она слишком разборчива, а просто потому, что вовсе не интересовалась мужчинами. Она их даже не «видела», когда они представлялись ей. Это было печально, но это было неопровержимо. Она была аскеткой не по воле, а по темпераменту.

В этот момент она решительно отложила конспект. Сердце ее билось, как у девчонки. Выбора не было, она должна удовлетворить свое любопытство, если хотела заснуть, если не хотела сойти с ума.

Подарок кукольного дома стал событием ее детства, а визит в дом на Ист Фейнлайт должен стать событием ее жизни, хотя Флоренс Парр надеялась не вспоминать об этом в дальнейшем.

Ночь была теплая, тихая, наполненная ароматом цветов и совсем не страшная. Флоренс ехала к дому, постепенно успокаиваясь при виде множества огней в домах. Конечно, еще не поздно. Конечно, в том, что она хотела сделать, не было ничего особенного.