Джойс Оутс - Одержимые

(И все же я не верила, что действительно согрешила, ибо ничего не помнила. Словно вместе с электричеством стерлись все воспоминания. Словно в абсолютной темноте не должно быть времени, для сохранения абсолютного Настоящего.)

И вдруг, в отчаянии обыскав посудный шкаф, где фонаря быть не могло, я его нашла! Схватив его, я нажала кнопку, но, мгновенно щелкнув, он не загорелся.

Неужели такое возможно? Батарейка села? Но совсем недавно я им пользовалась в подвале, в темном погребе, где хранятся консервированные фрукты.

Тем не менее он не загорелся.

Зарыдав в голос от горя и бессилия, я сделала неосторожный шаг и попала на кусок стекла, но, к счастью, не успела встать на него полным весом, хотя все же порезалась до крови.

Потом осторожно, как могла, стараясь контролировать рыдания (потому что я, как уже сказала, женщина практичная, умелая хозяйка этого и предыдущих домов уже более полувека), я направилась в дальний конец кухни, отыскала стол рядом с мойкой, ящик в нем, где хранились свечные огарки и спички для таких случаев, и, шевеля губами в молитве «К тебе о милосердии» (я, которая с отвращением отвергла веру в Тебя так много лет тому назад!), чиркнула спичкой и поднесла ее дрожащими пальцами к невидимому фитилю свечи. Но какая досада! Насколько сложна задача, когда не видишь! Наконец после бесчисленных неуклюжих попыток я преуспела, клянусь, одна из спичек зажглась, я почувствовала запах серы — но огня не увидела.

Потом стало совершенно ясно то, о чем я только догадывалась. Сегодня в этой темноте, в этой ночи было что-то таинственное, что-то, от чего она не была похожа на другую темноту, любую другую ночь. Потому что это было не просто отсутствие света (который, конечно, исходит от Солнца), но ощутимое присутствие темноты как таковой, густой и непроницаемой, как явление.

Поэтому я поняла, что не может быть видимого эффекта от «зажженной спички», от «огня» зажженной свечи. То, что в нормальных условиях было светом, немедленно поглощалось, исчезало, словно не могло быть. Потому что не существовало.

Только бы выдержать до утра!..

На рассвете, уверена, все будет хорошо! (Гроза, казалось, затихла, но даже если дождь не кончится и небо в тучах, все равно должен быть свет… ибо какая злая сила способна противостоять нашему Солнцу?)

Я не верила в Бога, но верила в наше Солнце. Никогда, однако, не слушая внимательно его болтовню, когда он пересказывал очередную статью из какого-нибудь научного журнала, про биллионы-биллионы-биллионы солнечных лет, или о размерах Вселенной, или про то, что время могло бы сократиться так сильно, что уместилось бы в моем наперстке — будто, вздыхая над своими домашними делами, я имела терпение на такое.

Какой обессилевшей вдруг почувствовала я себя. В безуспешном поиске света, униженная, я спешно повернулась к выходу в гостиную, в смятении полагая, что смогу подняться по лестнице и вернуться в кровать, забыв со страху о том, что завладело моей постелью, моим сном, как я ненавидела это , какой грех оно пыталось навязать мне, и снова наступила на стекло, в этот раз порезавшись более сильно.

«Дура! Дура! Дура!» — кричала я. Скользя по липкой крови на линолеуме, но не видя ее. И вдруг я поняла, что мало этим обеспокоена.

Я пробиралась, спотыкалась, натыкалась по пути в коридор и в гостиную, громко рыдая от злости, и если кто-то подстерегал меня в этой темноте, пахнущей плесенью и пылью (разве я не убралась в этой комнате, не отпылесосила и не отполировала все лишь на прошлой неделе?), то мне совершенно безразлично… совершенно. Измученная до такой степени, что не чувствовала под собой ног, я добралась до дивана, красивого старого дивана (как помню, это была его покупка), гладкого на ощупь, но кое-где слегка потрескавшегося от времени и прохладного. Но теперь меня не волновало, какая это вещь, я просто легла на него. Хотелось всего лишь закрыть глаза и заснуть.

Неужели я уснула? Был ли это сон или еще большая бездонная тьма, в которую я окунулась, хныкая и ноя сама себе, отчаявшаяся улечься на диване так, чтобы не ныла шея и не болела спина? Чтобы отогнать бессмысленный страх?

Я не видела снов. Я «видела» ничто. Перед тем как проснуться, я «видела» себя пробуждающейся, улыбающейся и жаждущей нового дня — бледного, но неизменного солнечного света, струящегося сквозь ажурные занавески в гостиной. Наконец-то! Наконец!

Но, как ни жестоко, — это был сон. И когда я села, изумленно моргая, то обнаружила, что смотрю в темноту, как прежде, в неизменную, пугающую темноту. Некоторое время я просто не могла понять, что случилось, где я, потому что была не у себя в постели, вообще неизвестно где. Смятение мое было так сильно, что я позвала:

— Майрон! Майрон! Где ты? Что с нами случилось?

И вдруг, словно меня скрутили черные тиски и унесли с собой. Я вспомнила. Я знала.

Если бы вы отыскали меня в моем укрытии, думая, что я, женщина, в таком возрасте одинока и беззащитна, то вы бы ошиблись. Ибо темнота в этом месте настолько абсолютна, что вы бы в нее не проникли.

К тому же я вставила трехдюймовые колья, чтобы заблокировать дверь изнутри.

Я не боюсь остаться без еды. Я запаслась всем, чем могла из свежих продуктов с кухни. Здесь, в подвале, у меня дюжины консервных банок: зеленый горошек, вишня, помидоры, ревень, даже пикули. Есть еще корзина яблок и мешок картошки. В сыром виде некоторые продукты более вкусны, чем приготовленные.

(Консервы я сделала от скуки в деревне, где никого не знала, и мне ни до кого не было дела. Даже когда он бродил в округе, приветствуя прохожих и улыбаясь в надежде, бедный дурак, что его примут как своего. А кто из нас теперь защищен?)

Я больше не боюсь темноты. Потому что здесь, в этом месте, моя темнота.

Когда именно я поняла, что произошло и что безотлагательно необходимо спрятаться, я не помню — это могло быть месяц назад, могло пройти только несколько часов. В постоянной ночи Время не нужно.

Однако, я помню, как долгие месяцы прошлой зимой небо было в тучах, а солнце, пробивающееся сквозь них, цвета потемневшего олова. Многие вечера свет в доме был тусклый и мигал. Мои жалобы на электрическую компанию были обращены к глухим — без сомнения.

Потом началась гроза — реальная атака.

А потом я проснулась утром, теперь это была ночь, хотя я слышала некоторые слабые, но определенные звуки — пение птиц рядом с домом — понимая, что было утро, но без солнца.

Дождь кончился, гром тоже.

Добравшись до окна того, что должно было быть подвалом, я прижала обе руки к стеклу. Да, солнечное тепло. Это было солнце, хотя и невидимое. Как раньше я зажгла спичку и свечу. Но мир изменился, в нем не могло быть света.