Сергей Волков - ПРОКЛЯТЬЕ РОДА РАННЕНКОПФ

Придя понемногу в себя, я прислушался. Ничто кроме моего прерывистого дыхания не нарушало тишины. Повернув голову в ту сторону, где только сейчас находился некто, чьё ледяное прикосновение ещё ощущала моя шея, я медленно присел и начал осторожно шарить вокруг себя в пыли. Довольно скоро пальцы нащупали фонарь, но лампа его оказалась разбита. Тут только понял я весь ужас своего положения. Спичек у меня не было. Дорогу без плана найти невозможно. Звать на помощь – я глубоко под землей, сверху развалины базилики. Даже если маленькая Трудхен уже проснулась и прыгает там, среди лопухов, она не услышит моего отчаянного вопля. К тому же, ни одна живая душа не знает где меня искать, да и хватится ли кто-нибудь... Правда, я немного слукавил, в те, первые мгновения после катастрофы, мысли мои были не об этом. Всё также стоя на коленях и опираясь на левую кисть, я дотянулся правой до приступка, на котором столь беззаботно попивал вино, всего пару минут назад. Вокруг, ни шороха, ни движения. Моя ладонь поднималась по стене сантиметр за сантиметром. С бьющимся сердцем, готовый отпрянуть в любую секунду, я весь обратился в осязание, мозг фиксировал каждую трещину, мельчайшую выбоину в камне. Но вот! Или мне показалось? Действительно, пальцы коснулись металла – кованного крюка, одного из тех, на которых некогда подвешивали, до окончательного высыхания, набальзамированные останки усопших.

Волей рока за этот кронштейн зацепилась моя жизнь и его прочность, отнюдь не давала повода оптимизму. Наверное, впервые, испытав чувство полного отчаянья, я попробовал крикнуть, но непроглядная темень захохотала мне в лицо зловещим эхом.

Ещё лишь раз ощутил я подобное состояние – когда с подгибающимися коленями покинул зал суда. Адвокат объяснял что-то, стараясь ободрить, но до меня, словно громом оглушённого, приговором, с трудом доходило значение его слов:

– Имели место отягчающие вину обстоятельства… Потеря фрейлейн Ангальт для литературы… Сыграло роль мнение владельца замка… Вы пытались скрыться… Господин барон, считал романистку в некотором роде тоже своей собственностью… Господин барон очень сердит… Орудия преступления… Улики… Закон…

Всё так, только это было позже, а узнай я в подземелье, что опять увижу, пусть даже сквозь тюремную решетку, лица друзей – папаши Штера, фрау Марты, маленькой Трудхен (я уже не сердился на неё за выходку с тазом)... Милая, милая Трудхен (кажется, я произнёс имя девочки вслух)... А фрейлейн Ангальт? Думал ли я о романистке? Да, и мысли о ней – причине всех моих несчастий настолько выводили меня из себя, что занятый ими во время второй или третьей, или… неизвестно какой попытки пересечь на ощупь крипту, я сделал неверный шаг, чуть не проломив себе голову. Боль остудила мой пыл и, решив не вспоминать беллетристку, я дал себе слово задушить развратную бабу, если конечно когда-нибудь выберусь к людям.

« Поднявшись в опочивальню , Гертруда отпустила девушек. Снизу доносились невнятные гол о са, звуки музыки. Она плотнее прикрыла дверь, но шум пиршества всё же проникал в ба ш ню. Там веселились с гостями её отец и братья, однако различить их голоса Гертруда не смогла, да это было уже не к чему… Во время венчания она еле сдерживалась, а когда р я дом не осталось никого не стало и слёз. Наверное, они высохли вместе с чувствами… »

Уже в тюрьме, мне пришло в голову, что ни один мало-мальски достоверный источник, ничего не сообщает о внешности несчастной Гертруды. Какая она была, кто теперь ответит?

Помнится стряпуха божилась, что подойдя однажды вечером к зеркалу, в их общей с малышкой башенке-спальне, обнаружила в нём, вместо собственного отражения, тающий лик юной красавицы – с прямым носом, большими печальными глазами в обрамлении густых тёмных ресниц, по-детски пухлыми губками и роскошными длинными, струящимися по плечам, волосами. Но, хотя мне и самому доводилось столкнуться в замке с явлениями необычного свойства, я отнесся к словам старухи сдержанно. К тому же, как историк, мог привести целый ряд примеров видений, случавшихся у девиц и в более нежном, чем у поварихи, возрасте.

Собираясь с духом, я помедлил на лестнице, ведущей в «мокрый» подвал. За спиной оставались семь ступеней и крипта, где, не смотря на все колонны и ниши, пускай и на ощупь, но можно как-то ориентироваться. Впереди – неизвестность, самый трудный участок. Признаться, я не достаточно хорошо помнил сколько раз и куда свернул, пробираясь сюда, но уж, если сумею найти «прямой» туннель… Дальше всё просто, как «жмурки». Шаг и нога погрузилась в воду.

За пару часов до нашей ссоры из-за ключа, мы с Трудхен играли на галерее. Я, с завязанными глазами, касаясь ладонью стены и выставив другую перед собой, вслушивался, стараясь уловить приглушенный смешок или шелест платья девочки, которая норовила проскочить у меня под самым носом. Раза два ей это удалось. Расхорохорившись, Трудхен принялась напевать, замолкая в последний миг, лишь для того, чтобы увернуться (но самонадеянность – скверный союзник). Неожиданно для неё я бросился вперёд, упав на одно колено. Секунда и моя рука крепко стиснула певунью. Висок Трудхен прижатый к моей скуле; бешеный стук её сердца где-то рядом; запах девичьих, щекочущих мне лицо, волос – всё это вместе или сам не знаю что, но… Позабывшись, я с чувством чмокнул малышку в жаркую щечку. Трудхен замерла и даже, как мне показалось, на миг перестала дышать. Я разжал пальцы и ещё не успел освободить голову от тугой повязки, а уже по плитам пола быстро прошлёпали сандалии. Девочка исчезла.

Сейчас, я так же, как слепой, двигался в подземелье. Нужно было пропустить один боковой коридор и свернуть в следующий. Я ещё споткнулся там о камень. Ага, проход есть. А камень?.. Камень тоже тут. Идём дальше. В подвале время течёт по особому, ручаюсь, что прошло не больше четверти часа, но мне уже казалось – минула вечность.

Стоп, теперь подряд два поворота. Какая странная арка… Нет, здесь я точно не был. Пришлось возвращаться, снова потянулись минуты и вот – наконец… Но булыжника на месте не оказалось. Должно быть, я свернул раньше времени. Ещё коридор и ещё… Безрезультатно! Я запаниковал, мне стало по-настоящему страшно. Опять назад, направо, налево, пересёк какой-то туннель и попал в круглое помещение, вроде колодца, во всяком случае, сколько я ни старался дотянуться до каких-либо перекрытий, мне это не удалось. Тупик!

« Скорее всего, Гертруда думала тогда о своём Вильгельме, так и не появившемся в условленном месте. В озможно , на память приходили клятвы, принесённые в жертву родовой чести. Клятвы , какие дают все без исключения влю б лённые: «Нас никто, никогда не разлучит!». А может, она вспоминала как в детс т ве, выбегала навстречу возвратившемуся с охоты отцу. Как сильные руки подхватывали её… Сидя на жесткой луке , девочка прижималась к колючей щеке и не боялась никого, даже в о роного, страшно грызущего бразды, Штарка. Как билось, должно быть, сердце крошки-Тру, но у о т ца тяжёлый арбалет, пусть кто-нибудь попробует её обидеть… Гертруда положила ладони на грудь, но услышала только приближающиеся шаги. Она знала, это её супруг – старый Ге р хард фон Ра н ненкопф, в сопровождении факельщика, но разве она птица чтобы ул е теть! За окном, под стеной, глубокий ров с водой.