Вильям Козлов - Приходи в воскресенье

Я прикусил язык: какое в конце концов мне дело, что жена главного инженера развлекается в «Любаве» с Любомудровым… Не мне надо волноваться и переживать, а Архипову.

Я снова внимательно посмотрел на него: лицо спокойное, непроницаемое, но кто его знает, какие вулканы клокочут у него внутри? Люди с таким характером умеют владеть собой и скрывать свои чувства.

Жара стоит несусветная, а главный инженер, как всегда, в костюме и рубашке с галстуком. Почти год мы работаем вместе, а знаю я этого человека так же, как в первый день нашего знакомства. И все же я почувствовал, что у него на душе кошки скребут. Что-то неуловимое мелькнуло в его глазах. На миг они стали глубже, и в них отразилась растерянность… Но у меня, не было времени и настроения продолжать разговор. Придется ехать в «Любаву». Плюнуть на все и напиться до чертиков в этом модном загородном ресторанчике. Хотя мысль была и нелепая, мне стало веселее. Вспомнилась наша с Любомудровым зимняя поездка в сказочный сосновый бор. Это как раз в ту сторону, где Рижское шоссе пересекает Невельское. Тогда еще никакого ресторана там не было. В сосновом бору, слушая тихий звон струящегося по ветвям снега, я принял решение начать выпуск деталей по проектам Любомудрова…

Глядя в чуть прищуренные от солнца глаза Архипова, я неожиданно предложил:

— Не хотите со мной прокатиться за город? Заодно и пообедаем в этой… «Любаве»?

И снова что-то дрогнуло в глазах главного инженера. Но тут же, взяв себя в руки, с виноватой улыбкой он сказал:

— К сожалению, не могу. Вы же знаете, какое сейчас время… И потом, пожалуй, я там буду лишним…

Из этого разговора я понял, что Архипов, каким бы современным мужчиной он ни хотел казаться, страдает, что его жена сейчас с другим… элементарно ревнует, как и все мы, грешные, ревновали бы на его месте. И от этого неожиданного открытия он мне показался симпатичнее и человечнее.

Примчавшись в «Любаву», я действительно убедился, что Валентин Спиридонович был бы здесь лишний… За непокрытым деревянным столом в желтом, целиком из дерева, просторном зале сидели Ростислав Николаевич и Валерия Григорьевна. Если я ожидал увидеть на лице Любомудрова смущение или хотя бы растерянность, то я глубоко заблуждался: Ростислав Николаевич, казалось, и не узнал меня вовсе. Бросив в мою сторону диковатый взгляд, он снова уставился на свою даму, сидевшую напротив. Валерия Григорьевна, кстати тоже ни капли не смутившись, приветливо улыбнулась и пригласила к столу.

— Обязательно закажите серые щи в горшочке, — сказала она. — Объеденье!

Я сел между ними и, хотя есть совсем не хотел, взял меню в красочной обложке. Перед Любомудровым нетронутый бокал шампанского, холодная закуска. В деревянной пепельнице полно окурков. Многие со следами губной помады. Мрачный, с выпуклыми загорелыми скулами, черной бородой и короткой прической Любомудров удивительно походил на Пугачева, портрет которого мне так хорошо запомнился из учебника истории. Он сидел, выпрямившись, на массивном деревянном стуле под цвет всей мебели и, не отрываясь, смотрел на Валерию. И молчал.

— От вас невозможно никуда спрятаться, — щебетала она. — И не ругайте Славу, это я его сюда силой вытащила.

— От меня-то зачем прятаться? — усмехнулся я.

— Вы только посмотрите на него, — не обратив внимания на мои слова, продолжала Валерия. — Совсем высох, почернел, как головешка… Эта стройка вас всех в гроб вгонит!

Любомудров оторвал от нее свой тяжелый взгляд и наконец разжал плотно сомкнутые челюсти:

— Я утром был в Стансах. Без Харитонова там все остановилось… Я ездил к нему домой — никто не знает, где он.

Я чуть не рассмеялся, услышав эту «новость». Я уже сегодня два раза сгонял в Стансы и все знал. И домой к Харитонову ездил. Вместо того чтобы рассиживать здесь с чужой женой… Я про себя поморщился, что мне пришла в голову такая пошлая мысль, ведь я знал, что Любомудров по-настоящему любит Валерию Григорьевну, мне нужно было самому наладить там работу… Ничего этого я, конечно, не сказал. Если уж Ростислав Николаевич приехал сюда с Валерией, значит, это было необходимо. И нечего мешать им. Только сейчас я понял, что мой приезд сюда если не глупость, то уж точно необдуманный шаг. Можно было поднапрячь свои мозги и сообразить, что не только Архипов, но и я буду здесь лишним…

Валерия помешала ложечкой шампанское в бокале и немного отпила. Увидев нарядную официантку, направляющуюся к нашему столу, я сделал попытку встать, потому что обедать не собирался, но Валерия мягко положила свою изящную руку на мою ладонь.

— Слава хочет, чтобы я разошлась с мужем и переехала к нему, — бархатным голосом сказала она, улыбаясь глазами. — Но у него ведь однокомнатная квартира… Если я совершу самую большую глупость в своей жизни и перееду к нему, вы дадите нам двухкомнатную квартиру?

Любомудров еще сильнее сжал челюсти, коричневые скулы выпятились на его щеках, в глазах блеснул недобрый огонек.

— К чему эта комедия? — негромко спокойным голосом произнес он.

— У меня ведь чудесный муж, — продолжала Валерия. — Он предоставляет мне полную свободу… даже терпит моих… кавалеров…

— Валерия! — крикнул Любомудров. Костяшки сцепленных на коленях рук побелели.

— А ты, дорогой, став моим мужем, сможешь быть таким снисходительным?

Сначала я подумал, что она меня разыгрывает, и только сейчас заметил, что Валерия просто пьяна и дурачится. Шампанского в бутылке оставалось на донышке, а Ростислав Николаевич совсем не пил. На стоянке поблескивает никелировкой его быстроходная «Ява» с двумя металлическими касками, пристегнутыми к багажнику. А за рулем Любомудров никогда не пил.

— Я ему, чудаку, и говорю, — продолжала Валерия, глядя на меня чистыми ясными глазами (они-то меня и ввели в заблуждение!), — к чему затевать всю эту волынку? Разводиться, потом снова сходиться… А он… Эгоист! Феодал! Индивидуалист! Хочет, чтобы все принадлежало только ему. А я не хочу приносить горе одному человеку ради счастья другого… даже который мне нравится… И не надо, Слава, хмуриться, тебе это не идет… Максим Константинович, на кого он сейчас похож? Знаете?

— Знаю, — ответил я. — На Пугачева.

Валерия весело рассмеялась, будто зазвенела на потолке хрустальная люстра.

— Вылитый Фауст!

На Ростислава Николаевича жалко смотреть. Поймав его убитый взгляд, я поднялся.

— Ради бога, не уезжайте! — воскликнула Валерия. — Слава опять начнет долбить свое, а мне… мне скучно!

— Если вы надумаете пожениться, — сказал я, — то можете рассчитывай, на мою квартиру. Двухкомнатную.

— А вы что… уезжаете?

— Я перееду в вашу, — сказал я.

— Максим Константинович, Валерия глупости говорит, — поморщился Любомудров.