Джон Апдайк - Деревни

Но она ведь видела банки из-под пива, видела бумажные обертки, значит, тоже догадалась: здесь кто-то бывает. «Папа» — хозяин этого леса, он ненавидит Оуэна за то, что тот нарушил права частной собственности, и за то, что он делает с его дочерью.

Затаив дыхание, они оба прислушиваются к какому-то отдаленному шарканью, такому слабому, что кажется, будто это звуки проглатываемой слюны.

Оуэн снова начинает шарить по голому телу Эльзы. Ему хочется поцеловать темный треугольничек под ее животом, такой чистый, целомудренный, не такой, какие он видел на непристойных фотографиях и рисунках, но не знает, как туда добраться. Он чувствует, что она начала расстегивать пряжку у него на ремне, чтобы — первый раз за время их встреч! — потрогать, погладить его набухший восставший член.

Но Оуэн напуган и напугал Эльзу. Желание, которое он испытывал, сменилось другим — посмотреть, заведется ли машина, и поскорее убраться отсюда, не стукнувшись о дерево и не провалившись в колдобину. Голая несовершеннолетняя, Эльза в лесу своего отца — это почти преступление. Он должен доставить ее домой целой и невредимой.

— Эльза, — прошептал он.

— Что? — Возможно она ожидала, что он признается ей в любви или даже сделает предложение.

— Давай уедем отсюда.

Она молчит. Он слышит стук ее сердца и свистящее дыхание.

— Как хочешь, — отвечает она церемонным тоном, каким разговаривает с его матерью. Потом, спохватившись, добавляет: — Давай.

Оуэн не раз будет вспоминать этот час (шорты, одним движением снятые вместе с трусами; поблескивающие белки ее глаз; его ощущение, будто она взмывает над ним подобно воздушному змею или ангелу в углу картины кисти художника сиенской школы) и сожалеть, что остановил ее, когда она принялась расстегивать его ремень, но ему недостало храбрости вкусить то, что она готова была подарить ему.

У него сдали нервы, отравив эти сладостные минуты. Даже голая, она оставалась живым человеком, таким же напуганным, как и он. В сущности, Оуэн показал себя трусом, хотя и уверовал, что был спокоен и мужественен. Он завел машину — слава Богу, мотор заработал, заглушив все страшные звуки — и двинулся задним ходом при тусклом свете габаритных огней. По корпусу машины хлестали ветки. Эльза начала одеваться. Он так и выехал бы на шоссе, не удосужившись даже взглянуть на отваленный им валун, но она сказала спокойно и строго:

— Оуэн, поставь камень на место.

Еще бы, это земельное владение ее отца, сообразил он, и она напомнила ему об этом. Рассерженный, он вылез из машины и вернул валун на дорогу.

— Прости, — сказал он, когда «шевроле» покатил по шоссе в Брекстаун, где жила Эльза. — Я просто сдрейфил.

Эльза сунула в рот сигарету и щелкнула зажигалкой. Она редко курила, хотя многие девушки в Уиллоу баловались табачком.

— Ты, оказывается, совсем как городской житель. А я вот в лесу ничего не боюсь. Здесь ни медведей нет, ни рысей. Осенью папа с дядей тут охотятся.

— Что же ты мне раньше этого не сказала?

— Я пыталась сделать так, чтобы тебе было хорошо.

— Мне было хорошо. Ты потрясная девчонка.

— Все было круто. — Эльза молчала, добираясь до смысла его сбивчивой речи. — Жалко, что мы не трахнулись.

Они не произносили этого слова ни между собой, ни в разговорах со сверстниками, так как оно означало приглашение к близости. Эльза продолжала молчать. Оуэн, покраснев, подумал, что он был не готов к этому, не запасся такой резиновой штуковиной, какую он видел много лет назад у заброшенной «Молочной королевы». Не трогай!

— Я бы тебе не позволила, Оуэн. Хочу остаться девственницей, чтобы не краснеть перед мужем. А с тобой… мне просто хотелось, чтобы ты увидел меня без ничего, чтобы узнал меня получше.

— Ты была замечательна, Эльза. Ты вообще замечательная девчонка.

Что это — неужели она плачет?

— Спасибо, Оуэн, — выдохнула она. — Ты хороший человек.

Слишком хороший — таков был намек. И все же он не винил себя ни в чем. Он обнимал Эльзу, ее тело, напоминающее скользкую гнущуюся рыбину.

Потом были, наверное, и другие вечера, но, оглядываясь в прошлое, припоминая и перебирая подробности, Оуэн не мог вспомнить ни одного. Казалось, тот был последним. Время не текло, оно летело. В последнем классе за ней ухаживал один мальчик, а немного погодя она вышла замуж за другого, с кем познакомилась на вокзале, где кончалась местная ветка пенсильванской железной дороги, и уехала с ним куда-то под Сан-Франциско. Оуэн не захотел взять ее в жены — ее взял другой.

В тот вечер они долго колесили по окрестностям, стараясь за малозначительными разговорами привести в порядок мысли и чувства. Потом он отвез ее домой в Брекстаун, поселок на границе с графством Честер. Застроен он был беспорядочно, как Уиллоу. Только проложенная трамвайная линия сделала Уиллоу предместьем Элтона. Сразу же за жилыми домами в Брекстауне начинались поля с фермами меннонитов. Сараи у них были аккуратно побелены, силосные башни выложены из небольших обожженных блоков. Магазин мистера Зайделя, занявший место между бензозаправкой и парикмахерской, был закрыт. По субботам, когда Эльза помогала отцу обслуживать покупателей, Оуэн не раз заходил сюда, и они с хозяином обменивались мужским рукопожатием.

Мистер Зайдель был плотный, склонный к полноте мужчина. И хотя он самолично грузил на машины и повозки клиентов увесистые мешки с продуктами, при этом всегда был при галстуке с золотой заколкой. Протягивая Оуэну руку, он улыбался какой-то зловредной улыбочкой под маленькими квадратными усиками.

Жили Зайдели неподалеку от магазина в старом, как и у семейства Маккензи, фермерском доме, но у них был снизу гараж на две машины, новая гостиная, обставленная комплектом мебели, и большой телевизор. Дом был построен не из песчаника, а из известняка, поскольку места эти, поблизости от графства Честер, изобиловали известковыми породами.

Когда они с Эльзой целовались на прощание, их губы опять не таяли, пусть он и гладил грудь прильнувшей к нему девушки. Оуэн понимал, что сплоховал, хотя теперь никто не отнимет у него добытого им сокровища. Эльза оставила ему на память своего рода домашнюю киноленту, которую он потом мысленно прокручивал на плохоньком проекторе. На экране мелькали ее руки, колени, гибкая талия, он чувствовал запах ее шампуня и слышал биение ее сердца — как стук незнакомца к нему в дверь.

Итак, знакомство с Филлис Гудхью было не первым любовным приключением Оуэна, однако, должно признать, даже для целомудренных пятидесятых он был вполне целомудренный юноша. Натерпевшись страхов в лесу мистера Зайделя, он отложил начало половой жизни до лучших времен. Настанет день, и он сам выберет себе женщину без принуждения с ее стороны.