Бернар Кирини - Кровожадные сказки

Аксель жил в Вене и активно участвовал в литературной жизни своего времени. Он вел колонки в нескольких газетах, входил в жюри многих премий и привечал молодых писателей, всячески наставляя их и поощряя. Бастиан из кожи вон вылез, чтобы быть допущенным в эту компанию; Аксель проникся к нему симпатией и стал регулярно приглашать на обеды, которые устраивал у себя на Паризергассе, в двух шагах от Дворца правосудия, — надо ли говорить, что обеды эти пользовались большой популярностью.

Не в пример Бастиану, Аксель был наделен поистине безграничным воображением. В его библиографии насчитывалось около двадцати романов, больше сотни рассказов и повестей, и ни одну его вещь нельзя было назвать банальной. Это само по себе ошеломляло, и я недоумевал: откуда он берет столько сюжетов? У Акселя был блокнот в кожаном переплете, с которым он не расставался — держал его всегда под рукой, в кармане пиджака, и выхватывал всякий раз, когда ему приходила идея, чтобы немедленно ее записать. Я где-то читал, что у Чехова был такой блокнот и он, доставая его иной раз из ящика стола и гордо им помахивая, говорил: «Сто сюжетов! Да-с, сударь! Вам, нынешним, со мной не тягаться! Если угодно, могу продать один-другой!» Вот и Аксель вел себя подобным образом. За обедом у себя дома или сидя в кафе он зачастую прерывал беседу, нацеплял на нос очки и, достав блокнот, торопливо черкал в нем несколько слов, стараясь, чтобы окружающие их не увидели. «Продолжайте, продолжайте», — говорил он, записывая; и собеседники неизменно задавались вопросом, что же они могли интересного сказать и, главное, как это будет отражено в новой книге мэтра. Случалось и так, что он извлекал блокнот лишь в конце трапезы и ручкой, которую приносил официант на блюдечке вместе со счетом, принимался записывать, по его словам, все сюжеты, которые услышал за обедом. Блокнот стал его неотъемлемой частью, представить, что он вышел из дому, не взяв его с собой, было не менее дико, чем явись он голым на концерт.

Нетрудно догадаться, с каким вожделением смотрел Бастиан на эту тетрадку, полную идей и сюжетов: материала бы там за глаза хватило, чтобы писать всю оставшуюся жизнь. Завладеть блокнотом — сначала это было для него несбыточной мечтой: так мы порой строим планы путешествий, зная, что никогда их не осуществим. Однако, думая об этом неотступно, он в конце концов убедил себя, что это для него единственный выход, и блокнот стал его идефикс. Он должен был похитить его во что бы то ни стало. Бастиан поделился со мной своим планом однажды вечером, когда мы обедали в кафе на Зайлергассе. Я нашел идею порочной и попытался его отговорить.

— Но послушай, — сказал я ему, — неужто ты пойдешь на такое — украсть у Акселя его замыслы?

— Он сам говорит, что замыслов у него сотни и тысячи! — возразил Бастиан. — Ну украду я их — ему ничего не стоит завтра же начать новый блокнот, и через две недели он будет полон! И потом, будет знать, как дразнить нас, присваивая наши идеи по ходу разговоров.

Я почесал в затылке:

— Хорошо, допустим, тебе удастся стянуть у него блокнот, хотя, на мой взгляд, это невозможно; он же поднимет такой шум, что об этом узнает вся Вена. А когда ты опубликуешь рассказы, написанные по его сюжетам, он все поймет и разоблачит тебя.

— Я не так глуп, — самоуверенно ответил Бастиан. — Во-первых, я немного изменю фабулы, так что не подкопаешься, да и имена персонажам, само собой разумеется, дам другие. Понимаешь, все, что мне нужно, — это отправные точки, а дальше, я уверен, мое собственное воображение проснется от этого стимула, заработает и разовьет сюжеты Акселя так, как ему самому и не снилось. Я перемешаю его сюжетные линии, видоизменю фон, в общем, комар носа не подточит. — Он помолчал немного и добавил: — И потом, даже если у него возникнут подозрения, как он докажет, что я украл его замыслы? Ха! Разве я виноват, что нам с ним приходят одни и те же идеи? Это значит, что я писатель не хуже его, вот и все.

С этими словами Бастиан доел десерт, осушил свой стакан, надел шляпу и откланялся. Он не переубедил меня, я по-прежнему считал, что украсть блокнот Акселя — плохая идея, но, поскольку мне не удалось его образумить, оставалось только с нетерпением ждать, что же он предпримет.

Осуществить план, как это можно было предвидеть, оказалось нелегко. Аксель, если помните, всегда держал блокнот в кармане пиджака, прятал его туда сразу же, закончив писать, и никогда не оставлял на столе или барной стойке, откуда его можно было незаметно взять, случись писателю на минутку отвернуться. Бастиан старался по возможности чаще бывать в его ближайшем окружении, дабы не упустить случая. «Рано или поздно он забудет убрать блокнот в карман, — говорил он, — а я тут как тут!» Он следовал за Акселем повсюду: в рестораны и кафе, в церкви, где тот слушал мессу пять раз в неделю, в библиотеки, куда он ходил работать во второй половине дня. В тишине и полумраке читального зала Бастиан садился недалеко от него и, прячась за каким-нибудь томом, взятым наобум с полки, поглядывал краешком глаза, готовый коршуном кинуться на предмет своего вожделения. Не знаю, сколько часов провел он так, стоически ожидая судьбоносной минуты, когда Аксель оставит блокнот без присмотра.

— Он человек педантичный и аккуратный чрезвычайно, — рассказывал мне Бастиан. — Садится всегда за один и тот же стол, заказывает нужные книги и погружается в чтение. Чаще всего он делает записи на отдельных листках, а потом складывает их в картонную папку. Какие он там проводит изыскания — не знаю, на папках ничего не написано; знаю только, что книги он заказывает по истории религии и философии, так что могу предположить, что речь идет об эссе, о котором он говорит уже несколько месяцев.

— А блокнот?

— Им он пользуется редко. Иногда я вижу, как он шарит в карманах, достает какие-то клочки бумаги и скрупулезно раскладывает их на столе. Потом засовывает руку во внутренний карман пиджака, и у меня сердце едва не выскакивает из груди, потому что я знаю, что блокнот лежит там. Он достает его, открывает, берет ручку и что-то пишет. Такое впечатление, будто переписывает с разложенных обрывков.

— Может быть, он записывает свои идеи на ходу, на трамвайных билетах и счетах, а потом в спокойной обстановке переносит их в блокнот?

— Может быть. Как бы то ни было, закрыв этот окаянный блокнот, он сразу же убирает его во внутренний карман. А если и нет, то держит под рукой, и невозможно стащить его так, чтобы он не заметил.

— Досадно.

— Действительно. Вчера, правда, я было подумал, что мой час настал: около пяти, просидев над книгами полдня, Аксель достал блокнот и черкнул там несколько слов. Потом, закрыв ручку колпачком, он взял свою трубку и кисет с табаком, встал, скрипнув стулом, и покинул читальный зал. Я бросился к его столу — блокнот лежал там.