Юрий Бондарев - Искушение

— Добавить нечего.

Улыбышев едко усомнился:

— И вы ничего не боитесь?

— Ересь! — отмахнулся Тарутин. — У меня иногда волосы шевелятся на голове от страха.

— От страха? Как от страха?

— А ты думал от чего — от восторга? Прожитый день навсегда потерян — верно? — поэтому прошлое теряет значение. Так вот. От страха за твоего ребятенка, который родится в угробленном будущем.

— Не шутите, — угрюмо произнес Улыбышев. — Я знаю… У нас есть мафия. Не такая, конечно, как в Америке. Но есть…

— Запомни уж, Яша, кстати, безумную сказочку Это самая могущественная мафия в мире. Американская «коза ностра» — невинное дитё. Патриархальщина, — выговорил Тарутин беспечным голосом, но в его прищуренных смеющихся глазах загорелся дерзкий огонек. — Только вместо автоматов у нашей мафии — бульдозеры, землечерпалки, подъемные краны, миллионы для обмана и подкупов… Цель мафии: вранье правительству, то есть — под знаменами обещаний блага устроить гибель земель, лесов, рек. И всеобщий голод в стране, а потом превратить ее в кучу дерьма, где зарыта жемчужина для чужих. До этого ты допер, отец? Россия — сырьевая база Америки. Красиво а?

— В самом деле, Николай, твои безумные всхлипы не имеют предела, — сказал Дроздов, раздраженный этой ничем не прикрытой сказочкой. — Не развращай страхами молодежь.

— Поедет со мной — услышит и не то, — отозвался Тарутин, не придавая значения словам Дроздова, и тут же с нарочитым легкомыслием проговорил: — Ну вот, в поле зрения еще одна групповщица, по партийной кличке «Валерия». И, кажется, направляется к нам. Сейчас надо быть рыцарями, хотя вставать неохота, — добавил он и лениво шевельнулся на скамье.

— В твоем дворянском воспитании крепко не уверен, — сказал Дроздов.

Валерия шла по аллее, похрустывая каблучками сапожек по листьям, приближалась к ним, высокая, в серой водолазке, в синей юбке, и Улыбышев, наверное, замечая сейчас поворот в настроении Тарутина, связанный, надо полагать, с той клоунско-рыцарской «туфельной историей», теперь известной всему институту, сказал, хмыкая:

— Кристина Киллер. Идет как будто манекенщица.

— Молчать, несмышленыш! Что ты понимаешь в этом деле, геологический молоток? — зашипел Тарутин и, как показалось, не без умысла первый встал навстречу Валерии, театрально произнес немного измененные свои слова, сказанные на вечере у Чернышова: — Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора… По струям падающих листьев мы могли бы забраться на небо. Не Тютчев, конечно, а мы с вами.

Валерия взглянула на него в томительной озадаченности.

— Опять пошлость, Николенька? Вы, как я помню, говорили: по струям шампанского. По струям листьев — хуже. И вообще — стоит ли повторяться?

— Шампанского сегодня нет. Есть осень. И бабье лето. А то, что я говорил вам в тот чудный вечер, наплевать и забыть.

«Что все-таки между ними? — подумал Дроздов. — Любовная игра? Неприязнь? Ясно одно: равнодушия друг к другу они не испытывают».

— Благодарю за фразу хорошего тона. Я забыла. — И притворно-ласковым взглядом отстраняя Тарутина, она взяла под руку Дроздова и повела его по аллее, негромко говоря: — Вот видите, вы нужны и мне. Вы сюда — я следом. Это как-то странно, пожалуй.

— На этом свете все странно наполовину.

— Я как раз о земном. Сегодня, представьте, почему-то позвонили мне от министра Веретенникова… Вы, конечно, знаете его немножко — Дмитрия Семеновича Веретенникова… Самого молодого из Совмина, сделавшего умопомрачительную карьеру. Хотите, чуточку его напомню? Внешностью не министр. Никакой солидности, никакого брюшка. Современный аккуратный образованный мальчик, с хорошей прической и с приятным голосом. Да дело не в этом, — Валерия пальцами надавила на локоть Дроздова. — Веретенников звонил сам и почему-то конфиденциально просил узнать у вас: смогли бы вы на субботу и воскресенье приехать в Кабаньево, в охотничий домик министерства, где можно отдохнуть, поохотиться, поудить рыбу и поговорить спокойно о бренной жизни. Передаю вам дословно. Почему Веретенников позвонил именно мне — представьте, теряюсь в глупых догадках. И злюсь на себя. Я ведь не ваша секретарша.

— Злитесь в связи с чем?

— Я обнаглела и сказала ему, что я отнюдь не передаточный пункт и надобно звонить непосредственно вам. Он ответил: умоляю, есть некоторое неудобство.

— Не ясно. Почему все же он позвонил вам?

— Малость догадываюсь, — пожала плечами Валерия. — С Веретенниковым мы вместе работали в Госплане. После института. Он даже настойчиво ухаживал за мной. Но по какой причине я должна быть передаточным пунктом — это загадочно, как сплетня. Вторая загадка — действительно интригующая. Веретенников передал, что с вами хочет встретиться и поговорить в охотничьем домике Никита Борисович Татарчук.

С шелестом текли вдоль аллеи листья под ногами. Она шла рядом, упруго двигаясь, ее юбка, раскачиваясь, задевала его случайным живым прикосновением, создавая терпкое ощущение невинной близости. И он почему-то вспомнил, как они на закате уплыли далеко за бакены в радушно темнеющее море, как ее длинные ноги ножницами скользили в воде… а потом оба, усталые, выходили из морского благолепия на предвечерний пляж, и здесь ее тонкое тело, сильное, гибкое, вообразилось тогда ему непорочным телом взрослой девочки, омытое прохладой воды, свежестью воздуха перед какой-то ночной тайной, к которой она должна была прийти, но не была готова.

— Татарчук? Тот самый? Странная фигура инкогнито. До сих пор не уточню, кто он, в конце концов?

— Кто он? Я слышала о нем в Госплане, что это царь, бог, сатана и дух святой. Личность могущественная, невероятно таинственная. Работал послом в Африке, устроил там какой-то финансовый переворот. В Госплане совершил революцию. Заметил Веретенникова, через год сделал его министром. Вхож во все инстанции — от академии до Совмина и Политбюро. Генеральный его боготворит и ловит его каждое слово. По слухам, нечто вроде негласного первого советника.

«Охотничий домик, рыбалка, и приглашение министра и желание разговора, исходящее от «негласного первого советника», и Валерия, как «передаточный пункт», — подумал Дроздов, еще не находя осознанной логической связи между собой, самым молодым министром и последними событиями, но в то же время тревожной ощупью начиная подозревать эту связь, кому-то нужную с неопределенной до конца и не понятной ему целью, вызывающей, однако, у него любопытство и неясную безотчетность возможного риска.

— Что ж, приглашение министра кое-что значит! — сказал он с шутливым вызовом. — Если не возражаете, поедем в субботу вместе. Уж коли вы стали передаточным пунктом, то давайте вместе. Мне с вами будет интересней. Не так часто приходится общаться с сильными мира сего.