Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Найти и исполнить

– Получается, что если нет никаких специальных возможностей – человека спасает мудрость, так? – задумчиво произнёс Константин Петрович. – А у меня, значит, ни того, ни другого. Хороший расклад.

– Мудрость придёт со временем, – утешила его Марина. – А пока радуйся тому знанию, которое мы тебе, балбесу, с душевным трепетом вручили. Если бы нам кто-нибудь сказал, кем мы станем и сколько проживём и что времени у нас хватит на всё, даже на полную ерунду, мы бы столько нервов сэкономили! А ты, начальник, что скажешь? Завидуешь нашему Дениске?

– Я не умею завидовать, а учиться поздно уже, – ответил шеф. – А если серьёзно… Ну, будь у меня в его годы такие возможности – я бы, может, прожил чуток подольше, но точно бы не очутился в нашем очаровательном дурдоме.

– Это вы о чём? – напрягся Константин Петрович. Разговор снова коснулся скользкой темы посмертного существования шефа, но любопытство оказалось сильнее деликатности.

– Ну, если бы я внимательно глядел по сторонам и анализировал ситуацию в стране, я бы не стал дожидаться, пока у меня придут конфисковывать этот дом, и сбежал за границу вместе со всем семейством. Там бы умер, конечно, – сердце-то у меня от рождения было слабое, – и служил бы сейчас в какой-нибудь Канцелярии Добрых Дел – скука-то какая для того, кто знает и другое. Кстати, Константин Петрович, а что вам не нравится в нынешнем положении дел? Чего добиться-то хотите?

– Да в нынешнем положении меня всё устраивает, – признался тот. – Но если бы я попал сюда раньше, если бы оказался в нашем… очаровательном дурдоме… в том же возрасте, что и Денис. Узнал бы то, что он узнаёт…

– Когда ты был в его возрасте – нашего очаровательного дурдома ещё не было. Ты хотел бы сменить команду? – удивился шеф.

– Нет, нет, что вы! – замахал руками Цианид.

– Вот и отлично. Потому что мы тебя всё равно не отпустим. На этом вечер прогнозов и предсказаний предлагаю считать закрытым, а на досуге каждому рекомендую возблагодарить жизнь за то, что она дала нам всем возможность оказаться в нужное время в нужном месте. Несмотря на то что некоторые из нас родились на сто лет раньше остальных. А другие некоторые – на десять лет позже. А теперь – внимание! – я снимаю защиту и отправляюсь к себе. Денис, кажется, нашел себе занятие поинтереснее, чем плясать чечётку на моей старой голове.

Больше всего на свете Виталик не любит перепроверять собственные расчеты в поисках ошибки. Даже осознание того факта, что он, такой сообразительный и толковый парень, взял и допустил маленькую идиотскую ошибку, из-за которой ничего не работает, доканывает его меньше, чем утомительные перерасчеты.

Погрешность, вкравшаяся в изящное решение задачи, породила цепную реакцию – чтобы исправить несуществующую «высоту над уровнем асфальта» на абсолютную «высоту над уровнем моря», пришлось всё пересчитывать вручную, хотя с самого начала Виталику было понятно, что здание вычислено верно и бойцам и надо-то только пройтись по этажам, дабы найти нужный. Ага, вы это сестрам Гусевым попробуйте сказать: пройдитесь, мол, бабушки, по этажам, найдите то – не знаю что.

Подумаешь – высота над уровнем моря. Экая важность, над чем там она высота и почему только из-за неё надо всё перелопачивать! Техник с удовольствием бы доверил эту нудятину кому-нибудь другому, но вот беда: поблизости не было никого, кто бы понял, о чём вообще речь, кроме разве что Гумира. Но просить Гумира сделать перерасчёт – это как предложить величайшему живописцу покрасить стены, всё равно ведь кистью возюкать (стены в кабинете Виталика, кстати, тоже уже пора было красить – но подходящих живописцев поблизости не наблюдалось).

Электрический чайник в углу щёлкнул рычажком и отключился, Виталик вынырнул из-за стола и, не переставая считать в уме, походкой утомлённого зомби добрался до шкафчика, в котором у него хранились стеклянные банки с разными сортами чая. Только чай может спасти Техника от смертельной скуки, тут даже кофе не помогает, проверено.

Ну подумаешь – отвлёкся на две минуты. Или пять. Может быть, десять – когда пьёшь чай маленькими глоточками, поглядываешь в окно, смотришь по сторонам, позволяя мыслям самим себя думать, время незаметно пробегает мимо на цыпочках, чтобы не мешать.

Как только Техник отставил в сторону пустую чашку – он уже знал, как оптимизировать процесс и всё пересчитать с наименьшими потерями для собственного настроения. И тут в его кабинет без стука ввалился Йозеф Бржижковский.

– О, а здесь есть кто живой! – удовлетворённо отметил он. – А то я прошелся туда-сюда, нигде никого нет, все разбежались, а мне срочно надо одну историю рассказать, хоть кому. Я бы её записал, но она так завязана на здесь-и-сейчас, что уже к завтрашнему утру протухнет, надо рассказывать.

– Совсем-совсем никого нет? – удивился Виталик. – А кто вас впустил?

– Что значит – кто меня впустил? Ты то есть считаешь, что мне здесь не место? А ещё фанат!

– Что вы, что вы, вам здесь самое место, – засуетился Виталик. – Вот, садитесь пожалуйста, это самый чистый стул, я на него даже ногами ни разу не вставал… Кажется… Ну или, может быть, вставал пару раз, но кеды снимал всегда, это точно. По крайней мере, тщательно вытирал. Просто… Я чего хотел спросить-то? А… нуда, если никого нет и дверь закрыта, а звонка я не слышал, то как вы сюда проникли? Сквозь стену, что ли?

Всё дело в том, что по вечерам, когда Наташа уходит в институт, домофон переключается на режим «всеобщего бдения». Немузыкальное дребезжание, не раздражающее, впрочем, ничей слух, транслируется на весь офис, так что любой более-менее свободный сотрудник может заглянуть в электронный глазок или даже просто подойти к двери с традиционным русским вопросом «Кто там?».

Для того чтобы к двери не сбегалась половина офиса, аппарат снабжен кнопкой-глушителем. Стоит нажать на такую кнопку – и всем сразу становится ясно, что доброволец отправился открывать. На этот раз Виталик не отметил никакого дребезжания – ну не мог же он настолько погрузиться в работу? В конце концов, услышал же, как отключился чайник? – А… ты про дверь. Так меня у входа Лёвушка караулил. Я ещё подойти толком не успел, а он уже на крылечко выскочил. Стоит, весь такой мрачный, бледный, в рубашке белой тож, руки на груди скрестил – был бы ростом чуть повыше, сошел бы за сельского Гамлета. Паузу выдерживает, значит, глазищами меня сверлит, ждёт, когда я ему скажу что-нибудь.

– И что же вы ему сказали? – ухмыльнулся Виталик. – Про рост или про Гамлета? Обе темы он терпеть не может.

– Я так и подумал. Поэтому ничего ему не сказал, взялся за паузу с другой стороны и тоже стал её держать. Ну, мы этак постояли какое-то время, держась за эту паузу обеими руками, он понял, что не на того напал, и с ходу так ухнул: «Не губите мою жизнь и карьеру, позвольте журналисту из „Невских перспектив" взять у вас интервью». Художественное преувеличение – но какое! «Жизнь и карьеру», – не кот чихнул… Я решил не губить ни того, ни другого, взял у него все координаты, ну и… Кстати, я тут у вас где-то опьянение своё потерял. Не встречалось тебе оно?