Евгений Сельц - Заливной мусс из дичи

Стало поташнивать.

— Перестань корчить из себя чистюлю! — продолжал Ленин. — Скажи лучше прямо, стал бы ты питаться собственными испражнениями, если бы этого потребовала справедливость?

— Да! — тихо сказал Миха.

— Молодец, Смолкин! — Ленин лукаво посмотрел на Миху из-под бровей: — А я бы не стал!..

В полночь они разбредались по постелям. Миха шел в спальню, надевал пижаму, забирался под простыню рядом с Ольгой и долго лежал с открытыми глазами, вновь и вновь переживая впечатления прошедшего вечера.

Ленин устраивался на старой бабушкиной кушетке, стоявшей на балконе. Как правило, он ложился не раздеваясь — в костюме и Михиных тапочках. Каждый раз он надеялся почитать перед сном что-нибудь увлекательное, детектив или гороскоп, но после короткой схватки с подступающим забытьем проваливался в объективную реальность с выражением бессильной ярости на лице.

Миха засыпал медленно. Ему снился зеленый лужок. Разноцветные бабочки порхали над яркими цветами, веселое солнышко дробилось в радужных крыльях стрекоз на миллионы хрустальных осколков, с пыльной брони горячего танка спускался обнаженный Ленин. Он шел по высокой траве плавным размашистым шагом, и его тугие смуглые бедра влажно сияли от свежей росы. Над семейным ложем супругов Смолкиных летали лысоватые ангелочки с маленькими бородками.

Над бабушкиной кушеткой роились кошмары. Женщина с рыбьим лицом, обросшим короткими жесткими волосами, кусала Ленина за большой палец ноги. Было больно. Ленин вскрикивал и делал «велосипед». Рыба исчезала, появлялись чудища в белых халатах с черными микроскопами наперевес. Ленин понимал, что сейчас его станут душить. Он опять вскрикивал, отбивался от вивисекторов, просыпался, выпивал пива и вновь засыпал. Ему снились Драконовы горы, тропические леса вдоль русла Лимпопо. Над привязанным к стволу большого дерева Лениным хлопотал с заржавленным серпом в руках чернокожий Бетховен.

Утром Ленин исчезал задолго до пробуждения семейства Смолкиных. Прощальная записка, по обыкновению, гласила: «Не серчай — печенка лопнет!»

Несколько недель после такого вечера Миха пребывал в состоянии прострации. Он вынашивал безумные идеи, порывался броситься на поиски друга и сопровождать его в очередном предприятии. Его язык становился жестче, оценки категоричней, походка тверже. Дети прятались от слегка озверевшего папы в ванной комнате, жена сопротивлялась, как могла.

— Первый месяц каждого года я сплю не со Смолкиным, а с Лениным, — говорила Ольга по ночам и выгоняла донельзя обнаглевшего Миху спать на кушетку.

С Лениным в сердце Миха прожил большую часть своей взрослой жизни — с восемнадцати до сорока шести лет. В любое время суток, в любом состоянии Миха ощущал себя самым близким Ленину человеком. И этого ощущения хватало для сохранения самых теплых чувств к товарищу. Ему было достаточно состояния «объявленной» дружбы, которое вселилось в его душу при первой встрече с этим удивительным, сильным, простым, грубым и темным человеком.

Однажды в конце января Миха получил телеграмму следующего содержания: «Срочно приезжай Лозанну Шьют дело Твой Ильич».

Ольга была категорически против.

— Он тебя погубит! — кричала она. — Он тебя подставит! Он ни перед чем не остановится! Подумай обо мне! О детях! Ты не должен никуда ехать! Он выпутается сам!

— Оленька, — пытался успокоить ее Миха. — Я ведь только туда и обратно. Он столько раз выручал меня. Не могу же я бросить его в беде!

— Кто тебя выручал? Ленин?! Рассказывай кому-нибудь другому! Он только и знал, что учил тебя всяким гадостям! Ты никуда не поедешь!..

Но Миха был непреклонен. На следующий день он улетел в Швейцарию.

Дело, которое «шили» Ленину, носило ярко выраженный уголовный характер, хотя сам обвиняемый считал его чистейшей воды политической провокацией. Миха нашел своего друга в центральной тюрьме Лозанны. Ему инкриминировали изнасилование (с отягчающими обстоятельствами) депутата Совета кантонов. Ленин признавал, что факт изнасилования имел место. Но утверждал, что является не злоумышленником, а жертвой.

На первом свидании он рассказал Михе, что во время одного из неофициальных приемов в редакции газеты «Вуа увриер», известная активистка швейцарской Партии труда завлекла его в кулуары и «трахнула по-собачьи». Миха не понял, что значит «по-собачьи», но по интонации догадался, что надругательство над его другом происходило с изощренным коварством и жестокостью. С отягчающими обстоятельствами, так сказать.

Дело было темное. Социалисты требовали примерного наказания преступника. Пресса намеревалась раздуть скандал. Ленин делал политические заявления. Миха рыскал по городу в поисках нужных свидетелей. Изнасилованная активистка намекала на беременность. Ленин хохотал на всю тюрьму, заявляя, что «депутатки швейцарского парламента» бесплодны. Свежий номер журнала «Плейбой» вышел с цветным коллажом на обложке: полуобнаженный Ленин в огромных семейных трусах цвета швейцарского флага. В общем, атмосфера была накалена до предела.

По требованию Ленина Миха был назначен его официальным адвокатом. Он буквально лез из кожи, пытаясь спасти друга от тюрьмы. Он нашел среди обслуживающего персонала редакции свидетеля случившегося — немого уборщика, который в пластической пантомиме изобразил Михе «сцену в кулуарах» вплоть до самых пикантных деталей. Он отыскал в своде швейцарских законов статью, запрещающую депутатам парламента уединяться с посторонними без охраны. Последний раз эта статья фигурировала в судебном процессе лет сто пятьдесят назад, но Миху это не смущало. Ему удалось сфабриковать медицинское свидетельство, в котором утверждалось, что с некоторых (и довольно давних) пор Ленин страдает неизлечимой импотенцией. Но подзащитный в самой категорической форме отказался от такого «алиби», заявив, что «лучше уж пожизненное заключение».

Несколько недель упорного труда привели Миху к абсолютному убеждению в том, что его друга оклеветали. Находясь в непосредственной близости к Ленину, облучаясь его душевной энергией, обаянием и страстью, Миха постепенно обрел такую уверенность в своих силах, что при определенном стечении обстоятельств смог бы ударить кого-нибудь по лицу. Не сильно, но смог бы.

Как бы то ни было, благодаря пламенной речи Михи Смолкина на закрытом заседании суда, целому комплексу неопровержимых улик, подозрениям на сексуальную патологию в поведении пострадавшей, пластической пантомиме немого уборщика и ряду других темных обстоятельств, обвинения с Ленина были сняты. Ходили слухи, что пострадавшую подкупили. По телевидению передали, что Ленин обещал жениться на несчастной женщине в случае, если она откажется от иска. Но благодаря активности вышедшего на свободу Ленина, слухи быстро заглохли и скандала не получилось.