Питер Акройд - Мильтон в Америке

Он улыбнулся и потрепал меня по макушке. «Ты-то должен знать, Гусперо, что некий плод для нас запретен. Поди-ка сверь курс у нашего доблестного капитана».

Мая 30-го, 1660. Мы прошли вдоль берега мимо мыса Порпойс, не упуская суши из виду. Миновали Блэк-Пойнт и Уинтер-Харбор — и, как сообщил капитан Фаррел, скоро начнем отклоняться на восток от коварного острова Шоулз. «Мыс Дельфин, Черная коса, Зимняя гавань, остров Отмели. Такие названия, — сказал мне хозяин, — пригодны для страны-аллегории. На этом берегу мы сумеем преподать другим народам уроки жизни».

Июня 1-го, 1660. Глубина сто двадцать саженей. От мыса Энн нас отделяет семь лиг.

Июня 2-го, 1660. Днем штормило, и, не видя суши, из опасения оказаться на подветренной стороне, мы всю ночь держались в открытом море.

Июня 4-го, 1660. Мы огибали мыс Энн, и при первом проблеске рассвета я прочно устроил моего доброго хозяина на палубе с тем, чтобы он присутствовал при завершении чреватого погибелью пути через океан. Показался наш долгожданный причал в заливе Массачусетс, однако внезапно налетевшая буря отбросила нас далеко в сторону.

Июня 5-го, 1660. Господи, помоги нам! Мы дрейфуем по воле волн меж островов. Блок-Айленд остался позади, но капитан твердо надеется подойти к берегу. Пока заканчиваю.

— Вот что интересно. Дневник я хранил в кармане. Здесь. Смотри. Видишь, на страницах пятна от воды? Ох, Кейт, меня просто в дрожь бросает. Если хочешь, проверь сама, как я дрожу. Там же, в кармане штанов, он лежал, когда мы полумертвыми выползли на берег. Пережив крушение бедного «Габриэля», побитый о скалы, оглушенный неумолчным рокотом океана, я чувствовал, что побывал в аду и вернулся обратно. Ей-богу. Мистера Мильтона, простертого на песке без чувств, вот-вот могло унести волнами, поэтому я тянул его и волочил, пока не выволок на более высокое место. Я прислонил его к поваленному дереву, как старого Джека-трубочиста в майский праздник. Только этот старый Джек не думал вопить. Он сидел, задрав голову и глядя в небеса. В глаза ему падали капли дождя, но он ни разу не моргнул. Я устроился рядом, и меня тут же сморил сон. Я говорю «сон», Кейт, но на самом деле это был и сон и бодрствование одновременно, потому что едва я задремал, как мне привиделось, что я снова тону. Я тут же очнулся, вновь закрыл глаза и еще раз пробудился в испуге. «Ну что, хозяин, с пуховой периной не спутаешь, правда?» — заговорил я, после того как целый час то вздремывал, то вздрагивал.

Не получив ответа, я обернулся к хозяину. Он то ли бормотал что-то, то ли стонал, и мне пришлось поднести ухо к самым его устам, чтобы расслышать: «Христос, спаси нас, Христос, спаси нас, Христос, спаси нас, Христос, спаси нас». — «Да уж, — сказал я громко, — пусть бы кто-нибудь нас спас».

Мы были совсем одни. Впервые я внимательно огляделся, и, знаешь, Кейт, в иных обстоятельствах лучше быть слепым, чем зрячим. На берег выбросило тела некоторых наших попутчиков, побитые, все в крови…

— Молчи, Гус. Вижу, ты хочешь напугать меня до смерти.

— Тогда, пока я рассказываю, держи меня за руку. На мелководье плавали трупы коров и овец, вперемешку с досками, бочками, обломками матч и шпангоута. А знаешь, что мне сейчас пришло в голову? Старая песенка: «Сломан, сломан Лондонский мост, Лондонский мост, Лондонский мост». Вблизи от берега качался на волнах, как мне почудилось, жеребенок, но это оказался приемыш капитана. На этот раз он в самом деле упился вусмерть.

— Ох, Гус. Как ты можешь над этим смеяться? Ну вот, ты опять заулыбался.

— Поверь, Кейт, тогда мне было не до веселья. Я лег и заплакал. Завыл волком. Но потом остановился. Сзади послышался шум, и я обернулся. Знаешь, Кейт, шум шел от земли! За песчаными дюнами и высокой травой стояли ярко-зеленые заросли. В жизни ничего подобного не видел: большущие кусты и травы, деревья просто гигантские, увитые вьющимися растениями и виноградом. Что и говорить, в Хаунслоу-Хит ничего подобного не водилось. Одни канавы. И потаскухи.

— Гус!

— Ни разу к ним не прикоснулся. Дорожу своим здоровьем. И повсюду был разлит туман, струился от деревьев и кустов, вместе с ароматом жизни. Произрастания. Ну вот, подумал я. Жизнь и смерть идут рука об руку. А теперь, Кейт, и у тебя в животе завелась частица этой жизни.

— Знаю. Пока я ее не чувствую, но знаю, что она там есть.

— Значит, это будет девочка?

— Да. Не приставай, Гус, рассказывай дальше.

— Я спустился к краю прибоя, держась поодаль от трупов наших собратьев. Однако между дюн я заметил тело, которое, лежа лицом вниз, подавало слабые признаки жизни. Я поспешил туда. Это оказались пустые шляпа и плащ, по удивительной случайности не разлученные морем. Они премило сохли на солнышке, и я задумался, не пригодятся ли нам эти вещи. На мне были только штаны, а оглянувшись на нашего доброго хозяина, я обнаружил, что он и вовсе гол. Море не только ободрало его, но и обобрало до нитки, и теперь, если мне позволено будет так выразиться, он остался в чем мать родила. Что ж, как говорят в Кобельро- ве, лучше синица в руке, чем дым в небе, — я взял одежду и вернулся к хозяину. «Вот, сэр, — сказал я. — Позвольте мне вас прикрыть».

— А что это за Кобельров, Гус?

— Кобели. Дохлые псы. И ручей во рву. Мистер Мильтон воздел руки к небесам, словно собирался произнести проповедь. Но я не услышал ничего, кроме все того же: «Христос, спаси нас, Христос, спаси нас, Христос, спаси нас». — «Я начинаю думать, сэр, что, если мы хотим спастись, нам нужно двигаться». И я укутал его плащом. Потом водрузил шляпу себе на голову, чтобы укрыться от палящего солнца, и возвратился к береговой линии поискать пищи, воды или еще чего-нибудь полезного.

Вначале мне не везло, но затем я заметил выброшенные на берег две головы сыра, которые были привязаны к бочонку с маслом. Один из наших собратьев лежал, мертвый, невдалеке. Видно, он утонул, держа в руках бочонок и сыр. Похоже было на то. Ох, Кейт, прости, я не хотел тебя пугать. Вас ведь теперь двое, если ты понимаешь, о чем я. За плечами у покойника висел небольшой мешок, и мне захотелось посмотреть, что в нем. «Не взыщите, сэр, — сказал я, — но, сдается, на том свете вам этот мешок не понадобится. — Я отвязал мешок и, открыв его, обнаружил кремень и нож в промасленном кожаном футляре. — Там, куда вы, надеюсь, отправляетесь, нет нужды ни в кремне, ни в огне». Разговаривать мне было не так жутко, как молчать. Думаю, нам всем от этого становилось спокойнее.

Я собрал все, вместе с мешком, и вернулся к мистеру Мильтону. Любопытно мне знать, Кейт, куда же все-таки он подевался. Когда я подошел, причитать он уже перестал и глядел на меня беспомощно, в точности как сонная малютка Джейн. «Ну, ну, — сказал я, — все будет хорошо».