Януш Вишневский - Между строк

С уважением,

М.

Франкфурт-на-Майне, вторник, ночь

Малгося,

сегодня мне позвонила из Берлина моя дочка Иоанна. Ну та, которая пишет диплом по биоинформатике. Она вот уже два месяца как живет в Берлине и проводит опыты в знаменитой берлинской клинике Charite. Тема ее диплома — исследования новой вакцины против гриппа. С результатами (и не только потому, что это проект нескольких человек под началом научного руководителя ее работы) опытов и расчетами она вернется во Франкфурт и после обработки данных поместит их в своем дипломе. Если все пойдет как надо и эта вакцина через несколько лет (процесс регистрации новой вакцины долог и труден, значительно более долгий, чем у «обычного» лекарства) появится в аптеках, я позволю себе с нескрываемой гордостью прислать тебе ее название. До сих пор я никогда не делал прививок — считал это лишним — против гриппа, но вакциной моей дочери я привьюсь без колебаний.

Я вслушивался в ее телефонное сообщение из Берлина и чувствовал, что она очень счастлива. Я понял это по тону ее голоса, по словам, которые она употребляла, по каскадам смеха. И даже по шороху ее учащенного дыхания в трубке. Да ты и сама прекрасно знаешь, как это бывает, так ведь? Если рядом с тобой счастливый человек, ты это ощущаешь чуть ли не физически. И особенно точно все чувствуешь, если это твоя собственная дочь, сестра или мать. Счастлива после хорошо сделанной работы. У нее есть нужные данные, прекрасные графики и иллюстрации, есть подтвержденные результатами экспериментов выводы. Это ее первый такой проект. Она рассказывала о нем в докладе (впервые в ее жизни прочитанном по-английски, что само по себе — как я прекрасно помню из собственной биографии — определенный стресс) перед заполненным до отказа залом, детально описывала пептиды, которые будут в этой вакцине, обозначила рецепторы (рецепторы, как и пептиды, — белки, с той лишь разницей, что они значительно больше в плане количества аминокислот, из которых они состоят: у пептидов их до тысячи, а у рецепторов — до нескольких миллионов), которые примут эти пептиды, и какие реакции, когда состоится это соединение, произойдут в клетке, на поверхности которой находятся эти рецепторы. Когда я слушал об этой прекрасной химии (для меня она прекрасна!), то, ей-богу, хотелось немедленно заболеть гриппом.

Иоася рассказывала мне об этом с энтузиазмом, а моментами с эйфорией человека, который — возможно, не отдавая себе в этом отчета — сам находится в состоянии «необычной химии», в состоянии «химии счастья», которое передалось и мне.

Счастье…

Что такое счастье? Как, где и когда оно начинается? Почему оно не длится вечно и зачем вообще человеку для счастья нужно… счастье? Ответы на эти вопросы ученые ищут с очень давних времен. Nomen omen [28] В имени — судьба ( лат .). и в знаменитой берлинской клинике Charite [29] Милосердие ( фр .). , из которой звонила мне дочка.

Доктор Тобиас Эш — всемирно известный нейробиолог, получивший образование в немецком Кобурге и американском Гарварде, специалист по «биохимическому механизму счастья», работающий в настоящее время в Charite, — сравнивает счастье с концертом небольшого камерного оркестра, человек в двенадцать. Каждый из «музыкантов» — химическое вещество (от гормонов до опиатов и вплоть до очень простой двухатомной окиси азота), издающее свой собственный «звук»: от утопленного в абсолютной тишине состояния нирваны через тихий шепот радости до громкой эйфории и шумного экстаза. Когда этот оркестр начинает играть свой концерт, индивидуальные звуки смешиваются друг с другом — и мы начинаем ощущать счастье. В жизни не бывает — и об этом прекрасно знает каждый дирижер — двух одинаковых концертов. Даже если партитура одна и та же, если оркестр состоит из тех же самых музыкантов, а концерт состоялся в том же самом концертном зале. Каждый концерт другой: иногда у нас от счастья на глазах выступают слезы, иногда нам хочется кричать от счастья, а иногда счастье лишает нас дара речи. Для того чтобы концерт счастья не превратился в примитивное пиликанье, в оркестре существует четко установленная иерархия. Первую скрипку, как утверждает доктор Эш, играют три вещества: серотонин, допамин и морфин. Все они хорошо известны, поэтому не стану надоедать тебе описанием этих молекул. Это никакая не ошибка: первую скрипку в концерте человеческого счастья играет знаменитый опиат (из той же группы, что и героин), успокаивающий боль и очень привязчивый — и из-за этого очень опасный — наркотик: морфин. До 1994 года считалось, что человеческий организм вырабатывает нечто похожее на морфин (его называли эндорфином), и только исследования Эша и нейробиолога Джорджа Стефано из Нью-Йорка с точностью доказали, что человеческий (счастливый!) мозг вырабатывает чистый морфин! Счастливые люди находятся под воздействием наркотика, они на морфине! Выработанный морфин (эндогенный, то есть внутренний) соединяется с очень конкретными рецепторами (рецепторы μ-3) нервных клеток (нейронов) и, проникая внутрь их, производит окись азота. Этот двухатомный газ поступает с кровью из мозга в остальные органы, приводя счастливого в потенциале человека в состояние удовлетворения: кровеносные сосуды расширяются, давление снижается, сердечный ритм и дыхание выравниваются. Допамин и серотонин тоже могут быть переработаны в окись азота, но его количество несравнимо меньше, чем то, что получается из морфина.

Все три «первые скрипки» — допамин, серотонин и морфин — возникли из базисного сырья, существовавшего в живых организмах в самом начале эволюции, а именно из биогенных, или, иначе говоря, белковых, аминокислот. Причем только из двух (из существующих двадцати): из триптофана и тирозина, а также из возникающего путем декарбоксилации тирозина простого вещества, называемого тирамином.

Не важно, как они называются, важно, что как раз из этих трех самых простых молекул возникают два основных гормона стресса — адреналин и норадреналин. Эш и Стефано делают из этого один вывод, пока еще не нашедший признания в научном мире: сначала был стресс, а счастье — как противовес стресса — возникло позднее. Счастье было нужно человеку, чтобы он мог справиться со стрессом. Это довольно революционный тезис, ибо еще совсем недавно (до 2004 года) считалось, что счастье призвано уравновешивать печаль, грусть, а не стресс. Если бы не было счастья, человеческий род не имел бы шансов выжить. Человечество погибло бы в результате длительного, ничем не уравновешенного стресса. В пользу этого тезиса говорит тот факт, что присутствие допамина, серотонина и морфина отмечается не только у всех приматов, но и у волков, гиен, крыс, мышей и хомячков. Допамин, в свою очередь, был обнаружен в таких примитивных формах жизни, как, например, кораллы Renilla.