Андрей Молчанов - Новый год в октябре

Благодетеля своего он затощил вкушать прелести жизни в ведомственной бане не только из расчета на то, чтобы посидеть за компанию в раскаленном пару голышом; сверхзадачей бы докторская. Шло смутное время игры. Бегунов об анализаторе молчал, но можно было недеяться на самое лучшее, в том числе на выигрыш вояжа в Австралию. Дело оставалось за диссертацией — с ней определенно не успевалось, и гипотетические сроки проталкивания ее на ученом совете, рассылка экземпляров по авторитетам и сбор отзывов переваливали далеко за октябрь.

И Прошин возложил надежды на Полякова.

Тот сидел на гладкой струганой скамье, вытирал обильный пот и, постанывая от жары, вливал в себя очередную бутылку пива.

Ты, Леха, умный мужик, — говорил он в перерывах между жадными глотками. Местечко нашел подходящее! Все, я теперь тоже с тобой… Кости ломать- уволь, а в баньке с превеликим удовольствием…

Конечно, старик, конечно, — поддакивал Прошин, думая, как бы начать разговор.

Начинать в лоб не хотелось. — Ты почему не женишься? — внезапно спросил он.

Ты что? — поразился Поляков. — За идиота меня считаешь? Или за старого хрена?

Не-ет, брат, я еще… — Он подвигал дряблыми бицепсами. — Я еще… У меня же их пропасть! отыскался, наконец, точный ответ. — Ты чего…

А любовь?

Я необычайно люблю себя.

Классик писал, что одинокий человек всегда находится в дурном обществе.

Я душа дурного общества, — ответствовал Леонид Мартынычю — Ты чего, жениться надумал?

Упаси бог! — поднял руки Прошин. — Просто… подчас одному бывает тяжело.

Одиночество — свобода, но и кандалы.

Леша, одиночество — не только определение состояния, это категория философская. Но я не любитель философствовать. Голова пухнет. Я низменный эпикуреец и считаю одиночество оптимальной формой развеселого бытия. У меня куча знакомых, в том числе и женщин. Они развлекают, и развлекают неплохо. А надо побыть одному — чего проще?

Выруби телефон и будь.

Я о другом одиночестве…

А другого нет. Ну, если откопается ненароком, знать его не желаю. И тебе не советую. Заведи себе веселых приятелей, Леха. Мы же в мире людей, и прозябать в мире людей в одиночку опасно! Охо-хо, парок как жжет! В следующую субботу обязательно меня с собой прихвати. Ну, парец, а?!

В следующую врят ли получится, — закинул Прошин удочку. — Над диссертацией надо корпеть. К октябрю я должен защититься.

Почему именно к октябрю?

Отец на пенсию собрался…

Та-ак. Ясно. Обжираловка перед голодухой. Понял. — Поляков отставил бутылку. Тебе требуется моя поддержка?

Не откажусь. — Алексей неторопливо отхлебнул кваску.

Заметано. Тащи манускрипт. Как там с анализатором?

Миттельшпиль диалога. Переломный момент. Кризис. Апофеоз.

Если бы Поляков узнал, что анализатор погиб, Прошин мог бы встать, уйти и забыть нового друга навеки.

Если бы анализатор пребывал в здравии, он мог бы навеки забыть о стране эвкалиптов.

Анализатор зарубили, — проронил Прошин.

Как?! — подскочил Поляков.

А так! — весело сказал Алексей. — Тема себя не опрпавдала. Нам дают работенку куда лучше. Международное сотрудничество в области цветного телевидения. Труб на светодиодах пришло — весь склад завален… — И он рассказал Полякову розово-голубую легенду.

Тот ерзал на скамейке от восхищения.

Леха, это же вовсе клад! Но ты осторожнее… Тут суммы. А ты под прицелом, балда. Никакого у тебя навыка маскировки и объединения вокруг себя полезных людей.

Ну, знаешь, — сказал Прошин. — Мафию создать тебе не дадут, раз. Во-вторых, все эти идеи без позитивного начала. А это симптом бесперспективности. Так что лучше без них.

И безопаснее!

Безопаснее? Идиот! — сказал Поляков, омывая из бутылки пивом голову. — Тебя раздавят. Не они, так… мы. Позитивное начало! Тебя воспитывали на так называемых честных принципах, и тебе просто жаль и лень отказаться от привычного и выдуманного не тобой. У тебя психология рыбки-прилипалы.

А у тебя акулья психология?

У меня акулья.

Ну что же… Тогда прилипнем к тебе, — пошел Прошин на попятную. — Может, ты и прав. А если последует удивительная метаморфоза, и я тоже превращусь в акулу? — Он усмехнулся и поднял на Полякова глаза. — Не испугаешься?

Волк волка не грызет, ворон ворону глаз не выклюет, — отозвался тот, тяжело дыша.

Как акулы, — не уверен, но, по-моему, то же самое… Кто знает, Леха, может, за нами действительно правда? — добавил он и откупорил последнюю бутылку.

«Правда — это когда не ставят знак вопроса», — подумал Прошин, но промолчал.

В понедельник, на утреннем совещании, Бегунов объявил о закрытии темы. После окончания летучки Прошин вышел во дворик и призадумался.

Как сказать об этом в лаборатории он просто не знал.

Только что отгремела первая весенняя гроза. В воздухе были разлиты ласковая дождевая прохлада и запахи пробуждающейся зелени, робким налетом подернувшей ветки деревьев.

Лиловые, с розовыми прожилками червяки копошились в теплых лужах. Прошин постоял, вдыхая горький запах молодой березовой листвы, подумал о том, как незаметно промчалась зима, как вообще незаметен, ужасающе незаметен бег времени, и отправился в кабинет.

Сначала он хотел поговорить с Авдеевым.

Тот явился без промедления. Был он насторожен и хмур, будто заранее предчувствовал недоброе.

Вот, Коля… — Прошин бесцельно крутил на столе пузырек с чернилами. — Так вот и живем. Сняли нашу тему. По приказу министра. Бегунов сейчас только что меня как обухом…

А-на-ли-за-тор?! — Авдеев подскочил к Прошину. Нижняя челюсть у него дергалась

Почему?! Я ведь…

И медики от своей версии отказались, горестно прибавил тот. — Представляешь, гады какие…

Версия?! — Авдеев уже кричал. — Была версия! Я же нашел! Медики не знают! А ведь… это ты… — вдруг медленно произнес он. — Ты… меня заставил всех обманывать…

Коля… не на шутку перепугался Прошин. — Зачем ты так? Я виноват, да! Но я же ради тебя… Это там… отменили! — Он указал в потолок. — Там-то смотрят с позиций плана, финансов…

Я добьюсь. Сейчас к Бегунову… — Авдеев оправлял пиджак.

Хочешь доказать, что ты гениальнее Глинского? — сощурил глаза Прошин. — Тогда опоздал. Заявление в загс уже подано… — И по изменившемуся лицу Коли понял: эта ложь решила в итоге все…

В кабинете стало тихо. Из коридора доносилось шарканье подметок, и кто-то, словно в насмешку, просвистел за дверью свадебный марш, прозвучавший в ушах Авдеева как марш похоронный…

Почему я досих пор на что-то надеюсь? — Спросил он не то себя, не то Прошина. Мне давно пора бы привыкнуть к этой непроходимой невезухе. А я? Кручусь, волнуюсь, все куда-то бегу, будто боюсь: обгонят… А не надо бежать. Того и обгоняют, кто бежит. А кто никуда не торопится, того не обгонит никто. Ни-кто!