Андрей Молчанов - Новый год в октябре

и пошел смывать сопли пенистым мылом и холодной водой. В это время позвонила Татьяна.

Сообщила, что свободна, что скучно…

«Пусть приезжает, — решил он. — Покажу ей болячку свою, не надо будет с утра к Воробьеву мотаться…»

Но сначала заводить разговор об этом было неудобно, да и некстати, а потом — тем более.

Да и не хотелось потом…

…Рассосется через неделю, — сказал Воробьев, сплевывая прилипшую к губе табачную крошку. — А здоровье у вас патологическое! Вы что, — он дернул щекой в усмешке, заподозрили рак? Не ожидал от вас… этакой мнительности, Алексей… э…

Психанул! — виновато развел руками Прошин.

Днем была Москва, вечером — море. Стоя на палубе суденышка с названием «Отшельник» и облокотившись на холодные, влажные поручни, он оглядывал масляно игравшую бликами гладь воды. В голове шумел день дорожных хлопот и смены декораций: аэтопорты, пыльная дорога к побережью мимо тонущих в акациях, шелковицах и розах поселков, полей лаванды, маков; ныряющий серпантин подъемов и спусков; и вот из-за плешивой горы, усеянной кучками низкорослого кустарника, выглянула наконец лазурная бездна слившихся воедино воды и неба… И тут его захлестнуло чувство моря — волнующее, радостное, чистое, словно ветер, заполнило оно грудь тугой, ликующей силой. Все отошло назад, сгинуло, и прошлое представлялось теперь движением призрачных теней в туманном пространстве, отсеченном плоскостью нудного осеннего дождя.

Жить он решил на корабле. Курортный город, неоновой галактикой светивший в подкове залива, не увлекал его своим гостиничным комфортом, публичными увеселениями и дрянными забегаловками. Воронина поначалу последовала его примеру, но затем избегла выбора между гостиницей и каютой, закрепив за собой и то и другое. Прошину было плевать: пусть делает, что хочет… Он так и не понял, отчего Наталья так легко согласилась поехать с ним, он приписал подобный шаг холодку, пробежавшему между нею и Сергеем и ощутимому даже со стороны. А потому пришел к выводу, что ей надо просто отдохнуть от Глинского, погрузившись в необходимое каждому одиночество, заряжающее энергией подсевшие в житейских передрягах аккумуляторы душ. Сегодня, когда они шагали через аквариум аэровокзала, ему на мгновение стало приятно от присутствия ее рядом… Помнил, как она поднималась по трапу самолета: стройная, гордая, глаза — вода колодезная; и тонкие светлые волосы ее трепетали на ветру, как нити золотого огня. Редкий, одухотворенный аристократизм ее красоты пленял, но Прошину виделось в этой женщине и другое, что отвращало, словно порок: все в ней следовало некоему трафаретному началу, заложеннму кем-то глубоко и остро Прошину враждебным, враждебным за солдафонский фанатизм в стремлении подогнать всех под одну планку убогих убеждений, мыслей, взглядов, идей и чувств.

Компания океанологов — шуструх молодых ребят — встретила Воронину и Прошина как родных. Наташа сразу же оказалась в окружении поклонников, а Прошин, оговорив испытания прибора, удалился в каюту, радуясь отсутствию этой братии по вечерам, когда она с шумом убывала на катере в город, где было все ей необходимое: женщины, танцульки и сухое вино. Он же, выбрав час перелома вечера к ночи, вдосталь наплавается в парной воде, а потом, ежась от свежего ветерка, будет стоять на пустой палубе, слушая скрип якорных цепей, глядя на пологие фиолетовые горы, будто большие медведи, припавшие к воде, на далекие светляки звезд и думая: есть ли там жизнь? Есть ли начало и конец чудовищной бездне Вселенной? Будет постигать в этих размеренно и величаво проплывающих минутах великий первозданный смысл, и сочинять стихи, и петь их под музыку морской тишины.

«А что город? Нет, вообще-то с хорошей подругой там тоже…»

В холле гостиницы, под фикусом, в теплом от солнца кресле, сидела пожилая старуха дежурная, водя остекленевшими от жары глазами по строкам газеты. Увидев Наташу, вскочила, засеменила к ней.

А к вам приходили — с оттенком конспиративности доложила она. — Очень интересный такой мужчина. Он сейчас в павильон пошел, напротив. Муж, наверное…

«Сергей…» Она обернулась и… увидела Авдеева.

Ну, — он смущенно, как бы извиняясь, развел руками, — вот и встретились…

Ты как здесь?..

Она не узнавала его: Коля? Уверенный взгляд, жесткое лицо, короткая стрижка… И где прежняя сгорбленность, приниженность, испитость?

Что произошло? Почему ты уволился?

Пожалуйте ключик от номера, — любезно вставила дежурная. Радость то какая!

Муж приехал… А ведь не ждали, верно?

Да-да, — рассеянно кивнула Наташа. — Спасибо… — И боком, не сводя с Авдеева глаз, поднялась по лестнице в номер.

Авдеев присел на стул, на мгновение замер, закрыв глаза, затем ровным, чужим голосом сказал:

В общем… Я приехал за тобой. Я люблю тебя, Наташа. И не могу без тебя!

Конечно, ты замужем…

Кто это меня успел выдать замуж? — улыбнулась она.

Как? Прошин сказал… Ах, вон оно что! — неожиданно зло протянул Авдеев и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. — Опять купил!

Ты о чем?

Да-а, — скривился он, отмахнувшись, — долго объяснять. Лучше скажи: как мне быть? Хочешь — вернусь в Москву, хочешь — здесь останусь, хочешь… вместе поедем…

Он притянул ее за плечи. — Наташа, я…

Пусти! — Голос ее ломался от боли. — Не надо, прошу тебя!

Но почему, почему нет? — крикнул он. — Смотри! Разве я тот? Я другой, понимаешь? И чем, чем я хуже этого…Сережи? Чем? Любишь его, да?!

Нет.

Тогда… не понял…

Не понял! — Она сухо, неприятно рассмеялась. — А я, думаешь, понимаю? Да и кто объяснит причины наших ошибок, падений, запутанности нашей? Коля, я просто вздорная, живущая наугад баба. — Она закусила губу. — Прошин сказал, что я вышла замуж? Зачем?

Причин вагон. — Авдеев вздохнул, как бы раздумывая. Я же был у него за пешечку.

И анализатор мы с ним на пару гробанули. Да-да. Помнишь, Сереге я в глаз залепил? Приревновал… ну! Естественно просят явиться к Леше. Тот: пиши по собственному… А каково мне такое писать? Это значит все, это уже без тебя… Ну, порешили миром: захороводим мозги Роману, а с его помощью Лукьянову, что нужен, мол многоячеечный датчик; расчеты кое-какие от меня потребовал… А я в это время натыкаюсь на такое дело: нахожу частоту излучения клетки с изотопом. Самой клетки… понимаешь?

Но это же…

Ага, — кивнул Авдеев. — Пришлось заткнуться. Невыгодное открытие для Леши оказалось… Ну, молчу. Корплю над расчетами. Жду, короче. Дождался! Денег мы ухлопали кучу, результатов никаких… И тему сняли. Леша знал, что делал. И сделал. В своем стиле: просто, ловко и нагло. Со мной творилось непонять что, какая-то апатия; тут еще новость о твоем замужестве… Я плюнул и уехал.