Жужа Д. - Резиновый бэби (сборник)

Все засмеялись особенно громко после того, как рассмеялся наследник. А батлер совершенно серьезно продолжал:

– А позавчера в Израиле в доме умершего ребе нашли бродячую собаку, которую невозможно было прогнать. Она ушла только после того, когда закончилась процедура захоронения на местном кладбище. И появилась в доме у другого ребе, имя которого – Нааман Дубинский. Ребе считает, что собакой овладела чья-то не успокоившаяся душа...

Тут во всей курительной воцарилась совсем уж крахмальная тишина, все уставились на батлера. Потом перевели взгляд на его хозяина. Но тот явно думал о своем и ничего не слышал, поставил бокал, встал и стремительно вышел. За ним, повинуясь закону магнетизма, потянулась железная стружка свиты.

Скорее бы уже домой. Я так соскучилась по моему ангелу. Никогда в жизни я не встречала таких спокойных, как он, людей. Ничто, казалось, не могло вывести его из себя. Он был сама кротость. Когда я от переполнявшей меня нежности обрушивала на него шквал любовных слов, он смущенно отводил в сторону глаза, блеснув голубыми белками. В нем, наверное, кто-то мог даже найти что-то девичье, но как мне нравилось все: и это смущение, и неспешные ответы, и то, что он иногда переспрашивал, не успевая за моими скоро летящими мыслями. Его чистота и хрупкость ребенка трогали меня до слез. Он не был способен обмануть, схитрить или манипулировать хоть кем-нибудь. И это была не инфантильность, а какая-то особая уверенность в других. Он будто обладал силой, которую никогда не демонстрировал. И при этом его душа была так чувствительна и молода. Мне нравилось как он одевался, и как говорил о людях, и как смотрел на жизнь.

Я долго не могла понять, на что он живет. Он рисовал, но продажей своих вещей не занимался и удивлялся, когда люди брали у него что-то из мастерской. Когда я, наконец, через месяц нашего знакомства прямо спросила его об этом, он смутился. Попросил поговорить об этом позже, – и действительно вернулся к этой теме сам.

Он рассказал, что детство его было очень счастливым. Оттуда он помнит только необыкновенное тепло и радость. И оттого, когда родители вдруг объявили о разводе, у него случился нервный срыв, и он даже какое-то время провел в клинике. Потом восстановился, – это было очень давно и не имело никаких последствий. Затем умерла мать. В тот момент отец жил с какой-то женщиной, а ангелу исполнилось шестнадцать. Переезжать к ним он не захотел, отец понял и сам навещал его каждый день, даже ночевал часто. В тот год, когда ангел поступил в столичную Академию искусств, отец развелся опять и уехал работать в другое место. Но с тех пор содержал его и после академии убедил сына рисовать и не думать о деньгах. Наверное, винил себя в разводе и смерти жены.

Ангел действительно не умел продавать, он был настолько неземным, что я с трудом представляла его работающим где-либо. Он жил в своем мире, и применять к нему мерки обычного человека было бы бессмысленно.

Только к самому концу вечеринки меня наконец подвели ко всем этим людям, ради которых я была здесь. Я работала в известном архитектурном бюро, занималась ландшафтным дизайном, и мы налаживали связь с крупнейшей в Эмиратах строительной компанией, а они, в свою очередь, искали исполнителей для ряда своих проектов.

Интерес в глазах сына шейха вспыхнул только тогда, когда я довольно резко отозвалась об обустройстве земли под отелем Burj Al Arab – гордостью компании, – назвав это место провинциальной пристанью, обвязанной старыми автопокрышками... И хотя шеф предупреждал меня, чтобы я этого не говорила – думаю, именно бесстрашие и называние вещей своими именами так заинтересовали главного здесь. Мне после шептания протянулись визитки, и все аккуратно затолкали мои во внутренние карманы пиджаков.

Потом часть гостей повезли в ночной клуб «Gilda». Там в самом центре выгородили специальную зону с удобными креслами и столами – мы расселись свободно, курили и пили, а вокруг танцевала удивленная итальянская молодежь, которой пришлось подвинуться и было запрещено курить. Батлер сел рядом с наследником – положил локти на спинку кресла и вытянул вперед длинные ноги. Мне показалось, что было в этом какое-то внутреннее бахвальство, и почему-то стало неприятно. Ну ради чего, скажите, можно униженно жить и копить, копить в кубышку, а потом умереть, так ничего про эту жизнь и не поняв! Я вспомнила, как в детстве на одном и том же месте всегда сидела старуха-попрошайка, страшная и грязная. Она протягивала к прохожим руку в черных пятнах и плевалась, когда ей ничего не давали, а когда она умерла, у нее в матрасе обнаружили кучу денег. Много лет эта нищенка спала на мятых купюрах...

В клубе не было шампанского, того, что пил наследник – и батлер был послан раздобыть его в городе. Тогда один из гостей, видимо, близкий друг – полный, с сильно набриолинеными волосами и бархатными ботинками, больше напоминающими домашние туфли, – сначала сделал озабоченное лицо, а затем обратился к сыну шейха, глядя на него масляными глазами:

– Тебе еще не надоел этот русский?

Тот удивился и поднял глаза на толстяка.

– Ты зря позволяешь ему сидеть с собой за столом, когда ешь с семьей. Это неправильно! А потом, что он выкинул сегодня...

– А что он выкинул сегодня? – переспросил шейхов сын и улыбнулся.

– Ну ты слышал этот его рассказ про какого-то ребе?

– Чего ты хочешь?

– Ты его слишком приближаешь.

– Думаешь?

– Конечно.

– И что ты предлагаешь?

– Я бы поостерегся... Зачем он тебе?

И тут сын шейха повернулся ко мне – и, внимательно глядя мне в глаза, спросил:

– А вы чтобы посоветовали?

– Я?

– Ну да? Вы же видели моего батлера. Что? Стоит мне ему доверять или нет?

– Думаю, нет.

– Почему же?

– Во-первых, многие из моих соотечественников научили меня им не доверять... А во-вторых, я не люблю людей, которые запасают впрок саму жизнь.

Весь полет обратно домой я вспоминала про этого несчастного батлера и про то, как странно устроена наша жизнь...

Мой ангел встречал меня в аэропорту. Сначала я услышала его голос, а потом увидела лицо. Сердце сжалось и тут же сильно заколотилось. Какой он все же красивый. Темные мягкие волосы, ровно очерченный рот с уголками, чуть вздернутыми вверх, короткий прямой нос. Но самое необыкновенное – его глаза. Зеленые, чуть ореховые к ободку и удивительно вырезанные – будто у висков их потянули вверх. Он обьявил, что сегодня прилетает его отец. Познакомиться со мной.

Я слушала его и думала, что раньше таких, как он, не встречала. Я могла наблюдать за ним часами! Он не знал своей красоты и совсем ею не пользовался. Всегда старался оттенить другого, дать собеседнику раскрыться, расцвести, а потом любовался им.