Мария Воронова - Клиника одной взятки

Леша принялся внимательно изучать конверт, словно сомневался в его реальности.

– А это что такое? – Он ткнул пальцем в угол белого прямоугольника.

– Что вас смущает? – Оперативник был сама любезность.

Вика вышла из оцепенения: в самом деле, какой подвох может быть в обычном конверте?

– Вот здесь! Что это такое?

– Ничего…

– Как это – ничего? На мой непросвещенный взгляд, так это жвачка. А может, и клей какой.

Ах ты черт! Вот почему она не могла вытащить злополучный конверт из кармана! Ай да директор! Все продумала!

Оперативник пожал плечами и подвинул Леше бланк с ручкой.

– Допустим, жвачка, и что дальше? Мало ли что носит в кармане Виктория Александровна.

– Она не пятилетняя девочка, чтобы жвачку в кармане таскать! – отрезал Леша. – Я требую указать это в протоколе, иначе подписывать не буду.

– Алексей Михайлович, ну какое это имеет значение?

– Не знаю. Вы сами сказали, чтобы я не оценивал доказательства, а подтверждал факты. Жвачка – это факт, и я хочу его подтвердить.

– Ну хорошо, – поморщился оперативник и стал вписывать в протокол про жвачку.

Потом ее повели к машине.

Можно было спуститься по служебной лестнице, но, как нарочно, оперативники конвоировали ее к центральному входу, словно хотели, чтобы как можно больше сотрудников узнали о ее позоре. У Вики не хватило сил идти с гордо поднятой головой, она угрюмо смотрела под ноги. Балахонов шел рядом и, когда ее усадили в машину, ободряюще помахал рукой.

Вика думала, что ее отправят в камеру, и по дороге готовилась к этому испытанию. Но ее сразу повели в кабинет следователя.

Она села на предложенный стул. Следователь оказался усталым мужчиной лет сорока, с потухшим взглядом и весь какой-то пыльный. Никак не соответствовал своему светлому кабинету с модной офисной мебелью.

– Виктория Александровна, вы готовы к разговору? – спросил он мягко.

– Да, разумеется, – ответила она в таком же тоне и приободрилась.

Это была не обманчивая иезуитская мягкость, нет, Вика почувствовала, что за дружелюбием следователя не скрывается ничего, кроме равнодушия. Если его не злить, он не будет к ней суров.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Вряд ли на этом стуле кто-то чувствует себя хорошо, – улыбнулась Вика. – Но я здорова и могу отвечать на ваши вопросы.

– Не возражаете против диктофонной записи?

– Нисколько.

– Хотите, чтобы при нашей беседе присутствовал адвокат?

Вика задумалась.

– Пожалуй, нет. Я готова честно отвечать на все ваши вопросы, зачем мне адвокат?

– Хорошо.

Покончив с формальностями, следователь сообщил, что ее обвиняют в вымогательстве взятки.

– Я ничего не вымогала. Эта женщина…

– Гражданка Гинзбург.

– Пусть так. Она без всякой предварительной договоренности явилась ко мне и сунула в карман деньги. С таким же успехом в конверте могли оказаться наркотики или чертежи новой баллистической ракеты. Вы бы меня тогда обвинили в наркоторговле и шпионаже?

– Виктория Александровна, давайте не будем строить пустых предположений.

– На диктофонной записи ясно слышно, как я отказываюсь. Единственное, в чем меня можно обвинить, так это в плохой реакции. Она так быстро и неожиданно сунула этот конверт в мой карман, что я просто не успела ничего сделать.

– А разве у хирурга может быть плохая реакция?

– Сколько угодно. В нашем деле главное – интеллект, а не рефлексы.

– Итак, гражданка Гинзбург, по вашему мнению, просто-напросто встала не с той ноги и подумала: «А не обвинить ли мне кого-нибудь в вымогательстве? Виктория Александровна как раз подойдет». Это же нелепо!

Вика усмехнулась:

– Я готова принять вашу версию.

– Вы хотите сказать, что раньше не встречались с Гинзбург, она не обращалась к вам за медицинской помощью и вы не требовали у нее денег за операцию?

– С Гинзбург я встречалась. Она была госпитализирована по направлению хирурга поликлиники, но я не была ее лечащим врачом.

– А кто был?

Вика замялась. Подводить Балахонова под монастырь не хотелось.

– Не знаю. Я всего лишь консультант, в мои обязанности не входит вести больных. Но консультацию я действительно провела, о чем есть запись в истории болезни. Причем совершенно бесплатно.

– И что вы порекомендовали больной?

– Не помню. У меня таких консультаций больше десятка в день. Можно поднять историю болезни.

– Обязательно. А пока у нас есть выписка из нее, которую нам предоставила Гинзбург. Там написан диагноз: варикозная болезнь нижних конечностей, и рекомендация – оперативное лечение в специализированном стационаре.

Вика состроила гримаску, мол, все верно.

– Скажите, Виктория Александровна, варикозная болезнь – это по вашей специальности?

– Да, я флеболог.

– Вы делаете подобные операции?

Отпираться не имело смысла, и Вика кивнула.

– Почему же вы не прооперировали гражданку Гинзбург?

На это у Вики был ответ:

– Сложные вены, я побоялась не справиться. Кроме того, у нас нет современного оборудования для малоинвазивного [4]вмешательства, которое является методом выбора для данной больной. Я действовала только в ее интересах.

Следователь поморщился:

– То есть вы отказали человеку в помощи для его же пользы? Странная логика.

– Очень простая. Если у вас не болит зуб, там крохотная дырочка, вы предпочтете, чтобы врач поставил вам плохую и ненадежную пломбу прямо сейчас или отправил в прекрасно оборудованный стоматологический кабинет через неделю?

– И часто вы так поступаете?

– Как – так?

– Отправляете больных в областную?

– Ну… – Это был первый случай в Викиной практике, оставалось надеяться, что у следователя не хватит трудолюбия перерыть все ее истории болезни. – Нечасто, но бывает.

– Последний раз когда?

– Не помню. Давно.

– Много оперируете?

– Прилично. Четыре-пять раз в неделю.

– Осложнения бывают? Как часто?

Вика по праву гордилась результатами своей работы, о чем и доложила.

– Жалобы на вас были?

– Нет.

– У вас есть сертификат, дающий право на подобные операции?

– Да, есть.

– Зачем же вы на себя наговариваете? По всем показателям, вы прекрасный специалист. Что вас напугало?

– Там действительно сложные вены.

– А если мы попросим независимого хирурга дать заключение, могли бы вы справиться с ними или нет?

Вика вздохнула. Первое впечатление оказалось обманчивым. Ни дружелюбием, ни даже равнодушием здесь не пахнет. Кажется, зря она отказалась от адвоката.

– Пожалуйста. Но это будет чистая вкусовщина. Естественно, я сделала бы эти вены. Женщина пережила бы операцию, и наверняка обошлось бы без ранних осложнений. Но я не дала бы гарантию на эту свою работу. Имеется в виду рецидив или неудовлетворительный косметический результат. Чтобы уменьшить риск, я и посоветовала ехать в областную.