Бернар Клавель - В чужом доме

Молодежь пела, играла на гармонике; со всех сторон слышался все тот же припев:

Жюльен время от времени тоже напевал. Прохожие оборачивались ему вслед и весело кричали:

— Ну как, кондитер? Много продал рождественских тортов?!

Он отвечал им улыбкой. Общая радость передавалась ему. В тот вечер он принадлежал больше улице, чем кондитерской. Едва успев возвратиться, он вновь отправлялся развозить заказы, и так каждые полчаса. Веселое возбуждение, царившее в городе, захватило и его. Оно чувствовалось не только на улице, но и в домах. Когда Жюльен входил в комнату со своей корзиной, люди смеялись. Дети, вытягивая носы над столом и поднимаясь на цыпочки, старались разглядеть, что он такое принес.

В чаевых недостатка не было. Радостное, праздничное настроение делает людей щедрыми. В некоторых домах гости прибавляли несколько монеток к тем, которые протягивала ему хозяйка. Жюльен не успевал пересчитывать мелочь, но чувствовал, как все тяжелее становится его карман, где под платком позвякивали монеты. И этот набухший карман напоминал ему о фотографическом аппарате, о котором он совершенно позабыл в последние дни.

Когда мальчик возвращался в кондитерскую, ему казалось, что владевшая им радость оставалась за порогом темного коридора. Жюльен спешил сложить заказы в корзину и опять уехать. Если в помещении оказывался хозяин, он неизменно кричал:

— Да пошевеливайся, ради бога! Пошевеливайся! Что ты двигаешься, как черепаха!

Жюльен ничего не отвечал. Он старался побыстрее уехать, зная, что на улице его снова ожидает радостное возбуждение.

К ночи народу в центре города стало еще больше, но маленькие улочки совершенно опустели. Похолодало. На перекрестках свистел северный ветер, и только освещенные окна чуть оживляли улицу; все тепло, казалось, ушло туда, где кишела толпа. И всякий раз, когда Жюльен удалялся от центра, он начинал испытывать усталость и какую-то тревогу. На темных улочках, лежавших в стороне порта или неподалеку от кладбища, было особенно одиноко, между едва различимыми изгородями и стенами домов притаилась мгла. И во мраке мальчика неотступно преследовал взгляд хозяина.

Ему все труднее становилось взбираться на откосы; лестницы в домах казались теперь круче и выше, корзина с каждым разом делалась тяжелее. Темя у него сильно болело, в животе урчало от голода. Нередко, когда перед ним открывалась дверь, он ощущал вкусный запах кушаний, доносившийся из кухни. Несколько раз его приглашали в комнату, где уже был накрыт праздничный стол. Сверкал хрусталь. Среди пирамид из фруктов виднелись блюда с колбасными изделиями или огромные лангусты. Жюльен открывал корзину и, чтобы согреться, растирал замерзшие руки, ожидая, пока у него примут заказ. Потом ехал дальше. И всякий раз улица казалась ему еще пустыннее, еще холоднее; он увозил с собою вкусный аромат кушаний и теплоту жилья, где готовились к празднику.

Вернувшись после далекой поездки в Шалонское предместье, он увидел, что стол уже накрыт. Хозяйка, ее мамаша и Клодина были в столовой. В магазине оставалось лишь несколько покупателей.

— Скоро конец, мой милый Жюльен, — пропела госпожа Петьо. — Надо вот только отвезти этот торт на Гимназическую улицу.

Это было недалеко. Мальчик вскочил на велосипед и покатил. На этот раз даже Безансонская улица была пуста. Редкие прохожие спешили в теплые дома. Многие лавки были уже заперты, немало окон прикрыто ставнями. Тепло и радость сосредоточились в домах. Теперь на улице господствовали ночь и зима.

Жюльен торопился. Это была его последняя поездка. Наконец-то он сможет поесть, а потом поскорее запрет кондитерскую и ляжет спать.

Вернувшись, он повесил велосипед на крюк под навесом. Все уже сидели за столом. Едва переступив порог, ученик встретился взглядом с хозяином. Тот улыбался. Жюльен скинул с головы шапочку. В столовой не было лишь госпожи Петьо. Мальчик мгновение колебался. На губах хозяина играла улыбка, не столь насмешливая, как в последние дни, его взгляд был менее жестким, и все же Жюльен испытывал какую-то тяжесть. В тарелках дымился суп. Мясной суп с фигурной лапшой. Жюльен взялся рукою за стул. Хозяин по-прежнему смотрел на него, тихонько дуя на пар, поднимавшийся над тарелкой. Мальчик потянулся за ложкой, но отведать супу ему не удалось.

— Ты уже подвесил велосипед? — спросил хозяин.

— Да, господин Петьо.

Хозяин осклабился.

— Ну что ж, придется снять его с крюка.

Жюльен не пошевелился. Господин Петьо продолжал улыбаться. Выждав несколько секунд, он, не повышая тона, но каким-то металлическим голосом спросил:

— Ты еще долго намерен прохлаждаться?

Мальчику показалось, что тяжелый груз пригибает его к земле. На этот раз хозяин заорал:

— В чем дело? Возьмешь ты наконец корзину? Или мне придется пнуть тебя в зад?.. Нет, вы только поглядите на этого кретина! Точно не с человеком говоришь, а с чурбаном! Ну, что ты выпучил на меня глаза? Да, придется отвезти еще заказ. Только что позвонили по телефону и попросили доставить праздничный торт.

Господин Петьо сделал паузу. Проглотил ложку супа и со смехом прибавил:

— Предпочитаю сразу же предупредить тебя, это не близко. Ехать придется в предместье Бедюг. Пока взберешься на откос, согреешься.

Из кондитерской возвратилась госпожа Петьо со свертком в руках.

— Бедняжка Жюльен, — защебетала она, — люди к вам нынче безжалостны, да?

Она улыбалась.

— Это его малость освежит, — заметил хозяин. — А то у него совсем сонный вид… Но и после этого поручения ему еще надо будет сегодня потрудиться.

Все молчали. Только Клодина и Колетта посмотрели на Жюльена, и ему показалось, что они хотели его немного подбодрить. Господин Петьо проглотил еще несколько ложек супа, а потом сказал:

— Дело в том, что я наконец-то раскусил эту птицу! Он с прохладцей развозит заказы, зная, что в это время другие моют за него бак.

Он посмотрел на Жюльена, перевел дух, а потом заорал во всю мочь:

— Так вот, мой милый! Этот фокус больше не пройдет! Когда вернешься, вымоешь бак в цеху. И пошевеливайся быстрее, ведь заказ все еще тут, а в полночь снова начнем работать. Так что, если хочешь поспать хотя бы час или два, советую тебе не волынить!

Мальчик понурился и вышел. Он с трудом снял с крюка велосипед. Улица была совершенно пустынна. Только ветер гнал по ней редкие хлопья снега.

Жюльен выехал на Безансонскую улицу, потом — на Большую. Он быстро катил по мостовой, и каждый толчок отдавался у него в голове. Иногда из неплотно прикрытого окна доносилась музыка или взрыв смеха.