Бернар Клавель - Гром небесный

Только я хотела сказать, что устала и поднимусь к себе, как вдруг собаки побежали к двери. Только маленькая чернушка тявкнула два раза для порядка. Леандр посмотрел на них и тут же поднялся.

— Скорее всего, это Роже, — сказал он.

И действительно вскоре мы услышали, как подъехал мотоцикл и остановился у нашей двери. Чтобы собаки за ним не погнались, Леандр вышел наружу. Я всё ещё думала над фразой Марии «Надо ж как-то жить… А это стоит денег». Я хотела пожелать ей доброго вечера и подняться к себе прежде, чем вернётся Леандр, но я слишком долго не могла решиться, и в кухню вошли оба мужчины.

Все собаки разом кинулись к Роже и затеяли вокруг него невероятную пляску. У него в руках был большой мешок из-под картошки, который он положил на стул. Леандр прикрикнул на собак, и они встали в круг, дожидаясь своей пайки костей. Закончив раздачу, Леандр отнёс мешок в хранилище для овощей.

Мария представила меня Роже и попросила его садиться. Я едва видела его из-за свечи, стоявшей между нами. Когда Леандр вернулся, он тут же спросил Роже, есть ли в Луаре свет. Роже ответил, что есть, и Мария стала причитать, что больше нет сомнения — линия повреждена у них.

Леандр дал ей немного высказаться, а потом перебил:

— Замолчи, не стоит об этом плакать.

— Говори, что хочешь, но где же мы возьмём деньги?

Тут вмешался Роже:

— Не понимаю, чего вы так волнуетесь. Линия могла повредиться где угодно, это не значит, что она порвалась у вас.

Его голос звучал мягко, и говорил он так степенно, неспешно.

Они ещё немного поспорили насчёт электролинии, а затем Леандр спросил Роже, по какому делу он пришёл к ним в столь поздний час да ещё в такую погоду. Роже объяснил, что завтра он собирался полностью разобрать и почистить свой мотоцикл, а значит, не смог бы приехать к собакам.

У нас ещё оставались жареные каштаны. Мария подкинула в огонь полено и поставила на стол литр вина. Мы поели и выпили, но никто не произнёс ни слова. Ветер снаружи танцевал сарабанду [14], но в комнате его почти не было слышно из-за собак, шумно грызших кости. Иногда они начинали ворчать друг на друга, но до драки дело не доходило. Боб залез под стол и устроился у меня в ногах. Но, когда он стал пускать слюни на мои башмаки, мне пришлось его оттолкнуть. Он отполз, и я увидела, как Роже, сидевший напротив меня, отклонился назад, чтобы посмотреть под стол.

— Ты будешь когда-нибудь спокойно сидеть, здоровяк? — сказал он, смеясь, и отодвинул свой стул влево. Так мне стало лучше его видно — я тут же заметила, что у него совершенно чёрные глаза и очень короткие чёрные вьющиеся волосы.

Мы заговорили о собаках. Я чувствовала, что для всех, за исключением Марии, которая не произнесла ни слова, эта беседа как отдушина. Видя, с какой любовью Роже говорит о животных, я спросила его, почему он не заведёт себе собаку. Он ответил, что это было бы просто невозможно — в Живоре у него лишь маленькая меблированная комната, а здесь он бывает только раз в неделю. Леандр засмеялся и заметил:

— У него нет своей собаки, но мои собаки также и его, потому что он их кормит. Впрочем, когда он у себя, если мне надо что-то ему сообщить, я пишу записку, привязываю её к ошейнику старого Дика или Боба и просто говорю: «Иди к Роже». И можете быть спокойны, через десять минут он получит моё сообщение.

Мы ещё немного поболтали, после чего Роже сказал, что ему пора идти. Он пожал руку сначала Марии, а потом мне, и, помедлив немного, проговорил:

— Приходите посмотреть мой дом в воскресенье. Не то чтобы он был очень красивый, но оттуда совершенно другой вид на долину.

Леандр вышел с ним, чтобы проводить его и закрыть собак. Я услышала, как затрещал мотоцикл, но ветер скоро унёс за собой шум мотора.

Я дождалась возвращения Леандра и поднялась в свою комнату. Я не стала раздеваться сразу и несколько минут стояла, слушая ветер. Со времени моего приезда сюда он впервые дул так сильно. Весь дом дрожал. Было такое ощущение, будто на чердаке кто-то топал.

Я обошла комнату и поставила на камин свечу, что дала мне Мария. При этом я машинально погладила мрамор камина. Постепенно я стала чувствовать, что во мне вот-вот что-то разорвётся.

Я замёрзла и потому легла. Под пуховым одеялом и на мягком матрасе, который так хорошо ложился под тело, холодно мне больше не было. И всё же мне было не по себе. Раньше, по вечерам, прежде чем заснуть, я долго лежала, слушая ночь и не о чём не думая.

Но сегодня у меня это не получалось. Я всё никак не могла забыть слова Марии: «Надо ж как-то жить… А это стоит денег». И понемногу до меня дошло, что эти несколько слов звучат для меня гораздо громче бури.

Этих слов хватило, чтобы привести меня в ужас. В памяти тут же воскресли многочисленные картины моего прошлого — от моего расставания с бабушкой и до приезда сюда. Весь тот период моей жизни, с которым я, казалось бы, порвала окончательно. Для меня это и была та самая «другая жизнь», о которой сегодня говорил Леандр.

Мне вспомнилось, как я навсегда уезжала от бабушки, которая плакала из-за того, что не может прокормить меня. А потом я вспомнила своих покровителей. Самая первая — продавщица, всегда хорошо одетая, я очень ею восхищалась. Мне было 15 лет, когда я впервые приехала в Лион в своём наивном крестьянском платьице. Эта девушка представила меня одному своему другу, который мог мне помочь. Её другом оказался старик, который дал мне немного денег. Но я даже не успела ими воспользоваться, поскольку очень скоро меня отправили в исправительный дом. Пятьдесят четыре месяца я считала дни. Четыре с половиной года я жила с настоящими проститутками, такими же малолетками, как и я, — они-то и научили меня этому ремеслу.

Когда я достигла совершеннолетия, Марсель помог мне выйти оттуда — он уже давно меня поджидал. Я его не знала, но зато его знала моя приятельница. Она рассказала ему о моей судьбе, чтобы он обо мне «позаботился». После этого жизнь моя стала более устроенной, но и более монотонной — ублажать мужчин, одного за другим.

Разумеется, я понимаю Марию. И понимаю, что мне надо принять решение.

Вокруг дома бушевала буря. Казалось, будто неистовствовала вся долина. Целая долина. Долина, в которой я совсем недавно видела жизнь.

Я точно знаю, что здесь жизни нет. Однако, теперь, когда я об этом задумалась, я поймала себя на мысли, что никогда тут не скучала. Когда мне приходится оставаться наедине с Марией на весь день, пока Леандр в поле, и если мне кажется, что время течёт слишком медленно, я просто выхожу прогуляться, и мне довольно сделать три шага, чтобы почувствовать себя иначе. Я часто дохожу до конца двора и там часами сижу на каменной скамейке перед хлевом, глядя, как в пруду отражается высокий тополь.