Руслан Белов - Встретимся через 500 лет!

– Пожалуй, всем не хватит места… – Мегре, перестав понимать собеседника, понюхал воздух. Со стороны «Трех Дубов» пахло хризантемами, полегшими от ночного морозца – похоже, Садосек принялся готовить клумбы к зиме.

– Пустое, – махнул рукой Пелкастер. – Почему вы думаете, что воскрешенные люди будут существовать лишь в виде материальных тел? Они будут логосами [27]будущего Богочеловечества, как Христос был логосом христианского Бога!

– Логосами будущего Богочеловечества, как Христос был логосом христианского Бога… – восхищенно повторил Мегре. – Боюсь, мне, полицейскому, не по силам это понять…

Он вспомнил Карин Жарис. Ее явку на допрос. Не была ли она этим самым логосом, способным обращаться в прошлое? Черт побери, похоже, что была!

– И не надо ничего понимать! Поймите лишь одно – почив, вы тотчас откроете глаза, откроете в том чудесном мире, и станете существовать, где и как хотите. На Земле, в космосе, в виде духа или, если заблагорассудится, в привычном для вас виде. Вы станете логосом, особого рода живой сущностью, способной сама себя овеществлять с помощью космической энергии в любом виде и любом месте…

Мегре вспомнил слова, сказанные Карин Жарис: – Все зависит от вас. Нужны усилия. Решимость пронзить смерть. – И вновь увидел, как летит сквозь космос, затмившийся концом жизни, как душа его уходит в пятки и взрывается радостью, когда тело вонзается в гуттаперчевую преграду смерти и прорывает ее!

Увидев это потусторонним зрением, комиссар спросил:

– Если это так, получается, что, умерев, я смогу вернуться в свое прошлое?

– Да. Вы сможете вернуться в свое прошлое один, как Христос, или с вашей любимой, вернуться логосом, божественно организованным знанием, личностно модулированной ячейкой Вселенной. Или просто земным существом, если вы консервативны.

Мегре увидел себя вернувшимся в кафе на улице Соваж. Увидел, как смотрит на Рейчел, увидел, как лучатся ее глаза, обращенные к нему, лучатся божественным знанием. Знанием того, что все, в конечном счете, закончится неплохо. И увидел себя. Себя, знающего будущее, и потому решительного и простого.

– Нет, мне все же не вериться, что так будет, – образ Рейчел согрел сердце Мегре, он посмотрел на собеседника как на доброго сказочника. – Не вериться, что люди всех времен объединятся так, что человечество станет идеальным кристаллом. Что ни говорите, в словах l'homme est un loup pour l'homme [28], есть изрядная доля истины…

– Вы просто не думали о человечестве, не размышляли, – на лице Пелкастера расцвела снисходительная отцовская улыбка.

– Да уж, не думал. Все как-то не до него было…

– А вы подумайте. Хотя бы над тем, что стремление человека к единству, к движению в единстве, неистребимо. Люди обожают вместе петь, вспомните хотя бы повальное увлечение караоке. Обожают танцы, застолья. Любят стотысячной массой смотреть футбол. Боготворят музыку – образчик великого торжества единения разрозненного.

– Торжества единения разрозненного? – повторил Мегре, желая запомнить впрок мудреное словосочетание.

– Ну да. Музыка есть единение звуков. Стуки и вибрации в ней чудесным образом объединяются в величественные симфонии.

– Да, они объединяются. При наличии композитора. А кто композитор вашей будущей человеческой симфонии?

– Само человечество! Человек придет к человеку, как звук к звуку, и будет счастье, будет великая любовь, ибо человек сможет любить не одного, не нескольких, но множество людей, любить всех. Я вижу, вам трудно это представить, ибо вы привыкли любить одну женщину, одно жилище, одну работу. Но напрягитесь, представьте, что вы идете по цветущему саду с любимой своей девушкой, а вокруг множество любящих мужчин и женщин, и их любовь – ваша…

Замолчав, Пелкастер глубоко подумал о чем-то минуту, затем сказал убежденно:

– Есть у нас еще одна движущая сила. Любить многих, любить человечество порою легче, чем одного человека, потому что в поговорке l'homme est un loup pour l'homme действительно очень много правды. А человек, став в нашем кристалле человечеством, полюбит другого человека, как око свое…

– Вашими бы устами, да мед пить, – сказал Мегре, подумав: «Идеалист доморощенный – вот ты кто»…

– И еще одна важная вещь, о которой я не могу вам не сказать, – продолжал Пелкастер вариться в собственном соку. – Смысл Природа обретает лишь в творении. Человек есть часть Природы, высшее ее произведение, значит, и он может обрести жизненный смысл лишь в творении. Человечество же может обрести смысл лишь в одном – в сохранении навсегда всего созданного человеком. Городов, статуй, картин, детей…

– А что надо сделать, чтобы так и было? Я имею в виду, что надо сделать, чтобы будущее человечество принялось всех оживлять? – перебил Мегре, отчаявшись хоть что-нибудь понять.

– Надо просто поверить в это. И постараться, чтобы поверили другие. Тогда не будет гибельной для человечества войны, и оно вернется к нам, вернется Богом.

– А вы сами-то в это верите?

– Верю. Потому что все уже случилось. Почти случилось.

– Что почти случилось?

– Будущее.

– И все получилось? Они научились воскрешать?

– Да.

– А почему вы сказали, что все уже почти случилось? Почему почти? Ведь вы понимаете, что «научились воскрешать» и «почти научились воскрешать», это разные вещи.

– Я сказал «почти», потому что мы еще не вполне научились управлять достигнутым. К тому же пара-тройка проблем все еще не решена…

– Каких проблем?

– Ну, для отладки необходимо еще найти и внедрить в будущее несколько человек. А одного человека, человека с определенными характеристиками, надо еще создать, то есть родить.

– Надо родить?!

– Да, родить. Нужно, чтобы женщина с определенным геномом зачала человека от мужчины с определенным геномом.

– И все?.. – вспомнил Мегре мадмуазель Генриетту с ее внучкой, мечтающих родить спасителя.

– Нет, не все. К сожалению, возможность гибели человечества в результате термоядерной войны пока еще не устранена.

– Не устранена… – повторил Мегре, падая духом.

– Да не расстраивайтесь вы так! – тронул его предплечье Пелкастер. – Над решением этих вопросов во времени работают многие ученые прошлого и ближайшего, и многие женщины, и потому успех близок.

– Надеюсь…

– Вы что-то хотите еще спросить?

– Да, mon ami. Вы сказали, что тот Мегре, ну, воскрешенный, способен вернуться ко мне знанием… – солнце уже село, и они с Пелкастером остались наедине друг с другом.

– Да, способен.

– А почему не вернулся?

– Потому что вас… Ну, скажем, вас еще не вполне воскресили. И потому вы пока разрознены.

– Понимаю, – Мегре вспомнил, что нечто подобное говорила ему Катрин Жарис. – А вас, значит, воскресили на все сто?