Руслан Белов - Встретимся через 500 лет!

– Ведь так все было, мадам Пелльтан? – жестом остановив Мегре, вонзил Перен буравчики глаз в глаза женщины.

– Вам лучше знать… – ответила та беспечно.

– Продолжайте, комиссар, – проглотил профессор очередную пилюлю из серебряной коробочки. – У нас немного времени.

– Действие второе, – продолжил Мегре спектакль, подумав, что из него мог бы получился неплохой артист. – Не зря мадам Пелльтан боялась: то, что должно было случиться, случилось. Наша Красная Шапочка столкнулась с нашим красавчиком, как некогда бедная Розетта Кобург столкнулась с волком.

…Мартен Делу, наш покойный ныне Волк, дожидаясь назначенного часа, лежал на краю леса в сухой еще тогда траве – дожди полились на следующий день, – лежал с запоздалым цветком во рту, так как считал себя натурой романтической. Люсьен он увидел издали. Она шла по дорожке в красной шляпке, изумительно шедшей к ее золотистым волосам, шла в коротенькой юбочке, обнажавшей стройные девичьи бедра. Шла, меланхолично думая, что это такое делают эти неведомые романтичные мужчины с женщинами, оставшись с ними наедине, если женщины так преображаются, ожидая их. Не найдя ответа на свой вопрос, девочка попыталась представить маминого красавчика. И тут он, именно он, в этом не могло быть сомнения, предстал перед нею во всей своей красе. Молодой, интересный, сильный, с взором, обращающим в собственность все, к чему он прикасается.

– А ты миленькая, – сказал Делу, подойдя к девушке и приподняв ее подбородок. – Небось, это о тебе в песне поется «Мне тебя сравнить бы надо с первою красавицей, что своим веселым взглядом к сердцу прикасается». Как тебя зовут? – Мегре показалось, что теперь говорит не он, и не другой Мегре, а Делу, погибший волк, говорит, чтобы помочь или запутать.

– Люсьен, – зарделась девушка – ей никогда не читали любовных стихов, а тут такое. – Я дочь мадам Николь Пелльтан из «Дома с Приведениями».

– Замечательно… Мама плюс дочь – это просто замечательно, – Мегре вспомнил, что нужно переворачивать страницы, и сделал это.

– Что вы имеете в виду, месье, говоря «мама плюс дочь – это просто замечательно»? – с трудом составила вопрос бедняжка Люсьен, не веря, что речь идет об элементарном содомском грехе.

В лесу, недалеко, решительно застучал топор Садосека. Мартен, бросив неприязненный взгляд в сторону источника звука, елейно заулыбался:

– Я знаком с твоей мамой, а теперь знаком с тобой, прекрасной ее дочерью, разве это не замечательно?

– Замечательно, – расцвела Люсьен, поправляя красную шапочку.

«Грудь небольшая, а потрогать тянет. Наверное, я еще и нимфоман», – подумал Волк, прежде чем поинтересоваться:

– А куда ты направляешься?

– К бабушке! – Люсьен не могла оторвать глаз от маминого возлюбленного, так непохожего на одурманенных наркотиками мужчин, которых она еще девочкой знала в Нидерландах и Швеции.

– Гостинцы несешь?

– Да, она приболела, а глинтвейн живо на ноги ее поставит.

– Что-то бабушек я в этих местах не встречал… ( Лицо мадмуазель Жалле-Беллем посветлело ).

– Да она молодая, вот там живет, под тремя большими дубами, вокруг орешник.

– Это в «Трех Дубах»?..

– Да, месье, там.

– Подожди, подожди… Мадемуазель Генриетта – твоя бабушка?!

– Да, бабушка…

– Бабушка плюс внучка… Такого у меня еще не было, грех не поставить галочку, – пробормотал Волк себе под нос. В голове у него созрел план, и с места в карьер он принялся претворять его в жизнь:

– Знаешь, насколько мне известно, твоя бабуля – весьма романтическая натура, И потому к пирогу с курятиной и к бутылочке глинтвейна я добавил бы… я добавил бы распрекрасный букет осенних цветов. Он умилит бабушку до слез, и она скоренько поправится.

Говоря это, Делу, конечно же, улыбался. Улыбался, вспомнив, как покорил сердце романтично-сентиментальной мадмуазель Генриетты ( ярко накрашенные уста мадмуазель Жалле-Беллем тронула кривая полуулыбка ).

– Мама запрещала мне сходить с дорожки. Может, нарвать с клумб? – посмотрела Люсьен на белые хризантемы. – Они вроде еще ничего?..

– С клумб?! Вроде еще ничего?! Да посмотри на них! Они же мечтают о компостной яме! Да… Не думал я, что девушка с такими умными глазками не понимает, что такое лесные непорочные цветы… Цветы, которые вырастают сами по себе, появляются как осеннее солнышко. Неужели милая девушка не понимает, что целительнее полевых цветов в мире нет ничего?!

Люсьен ведала, что мама обманула ее, и бабушка здорова, но ей так хотелось подчиниться этому пылкому мужчине, так сказочно прояснявшего ее сознание и чувства, мужчине, несомненно, поэту в душе. И она, кротко улыбнувшись на прощанье, побежала в лес собирать цветы, коих поздней осенью было очень и очень немного.

Проводив ее оценивающим взглядом, – ничего девочка, попка крутенькая, – Волк устремился к «Трем Дубам»…

Мегре опустил книжку. Он был недоволен – несмотря на помощь второй его ипостаси, второго Мегре, на странную помощь ушедшего Делу, его торпеда мчалась к цели со скоростью ломовой телеги. Что-то ей мешало. Что? Скептические глаза этих людей?.. Нет! Он сам что-то делает не так, сам… Делает не так, и потому то, что он им говорит, похоже на истину, как вывернутые наизнанку брюки похожи на брюки…

– Что ж неплохо, весьма неплохо, из вас получиться бы замечательный лицедей – похлопал профессор в ладоши, когда Мегре замолк. – Честно говоря, я не ожидал, что вы так прямо все прочтете.

– Продолжайте, Мегре, – сказала мадмуазель Генриетта. – И знайте, что прямота не самый короткий путь к правде.

– Да, правда – не нож, скорее, болото, – вздохнул Люка.

– Итак, Действие третье, – Мегре обвел глазами слушателей. – Мадмуазель Генриетта, увидев любовника, приходившего лишь в субботу, в банный свой день, бросилась ему на грудь:

– О, милый, милый, ты не дождался субботы!

– Слушай, девочка, – ответил сладострастник, вырвавшись из объятий возбужденной женщины, – я тут маленькую Люсьен по дороге встретил – цвето-о-чек! Давай, что ли, на пару сорвем?

– Ты с ума сошел, негодяй! Мало тебе, что спишь с моей дочерью?! – на дубе, ближнем к обиталищу Генриетты, закаркал чем-то встревоженный ворон.

– Мало.

– Чудовище!!!

(Старшая медсестра Катрин метнулась с пузырьком нашатыря к мадмуазель Жалле-Беллем, понюхав, та артистично передернулась; Мегре втянул в себя как можно больше воздуха – нашатырь был нужен и ему).

Подождав пока медсестра усядется на свое место, Мегре продолжил:

– Слушай, девочка, а ведь у тебя нет выбора, – продолжал Делу гнуть своё. – Впрочем, нет, выбор-то есть, но он называется «опять никому не нужна».