Ирина Борисова - Хозяйка

Было несколько богатых иностранцев, которым я переводила: первый, биохимик из Калифорнии, кажется, работающий на ЦРУ, с бритым яйцевидным черепом, какой и должен быть у американского профессионала с высоким IQ, он действовал на меня, как энергетический вампир, я сразу взяла с ним какой-то неверный тон, то ли слишком фамильярный, то ли неравнодушный, злилась и огрызалась, потому что он вел себя бесцеремонно, спрашивал, сколько я возьму, чтобы кормить его домашними обедами, был послан, но не обиделся, дивился, почему люди из России уезжают, хлестался, что у него очень скромные потребности, и он спокойно прожил бы здесь на сто долларов в месяц, увидев у меня в руках стодолларовую купюру, с неподдельным интересом спрашивал, откуда у меня такие деньги, в ответ на встречный вопрос, а откуда у него дом за полтора миллиона, хохотал и хлопал меня по плечу, в то же время расстраивался, что у девушек, с которыми он приехал знакомиться, не хватает мозгов, чтобы оценить его по достоинству, ходил по Питеру с женским розовым зонтиком, который ему давала в дождь сердобольная консьержка, жалел пять рублей на телефонный звонок (тогда не было еще в таких количествах мобильных телефонов), в конце концов, проникся, подарил мне сто рублей в качестве премии в знак глубокой признательности, которые я не взяла (сто долларов взяла бы), и все равно, я с ним, в конце концов, поссорилась, потому что он прошелся на каком-то форуме по поводу неработающего у меня в музее-квартире туалета.

С еще одной богатой американской клиенткой я ходила по помойке, мы обе свистали и кричали на разные голоса, подзывая живущую где-то там бездомную собаку со сломанной ногой, увидев которую из окошка квартиры, американка загорелась вылечить ее и увезти в Америку. Неподалеку стояла вызванная ветеринарная помощь, чтобы отвезти не ведающего о привалившем счастье пса в лечебницу, врачи скучали и дивились, мало ли в Америке бездомных собак, я думала, может, это просто мы тут все очерствели, американка, в конце концов, собаку нашла, прооперировала, купила ей собачью корзинку и билет на самолет, но также внезапно надумав усыновлять в другом городе чьих-то детей, полетела вместо Америки в этот город, собаку взять не смогла и оставила ее больнице, обещая выплачивать ей содержание.

Другая богатая американка, с которой мы как-то беседовали, с чувством рассказывала, как долго и старательно она училась стрелять, а потом, поехав в Африку на сафари, предвкушала, как собственноручно застрелит там уже не помню кого, но подлый проводник ее опередил, выстрелил сам, и ему досталась вся слава, и он сделал это не иначе, как из вредности, чтобы этим ущемить ее эго.

Был еще один клиент, человек с мрачным лицом, который никогда не улыбался, все принимал всерьез, постоянно звонил мне, задавал дурацкие вопросы по поводу России и просил советов, а, когда однажды я, ничтоже сумняшеся дала ему не менее дурацкий совет, обвинил меня в манипулировании собою, удивился, почему я обиделась, несколько раз потом пытался мириться, и, в конце концов, написал про меня на форуме какое-то вранье, но мне было уже без разницы, потому что я его опередила и написала про него рассказ, и он был уже у меня на булавке в гербарии.

Были два клиента, которых я никогда не видела, общаясь по e-mail, первый научил меня никогда ни о чем не просить, очень вежливо и обтекаемо обойдя мою нехитрую просьбу, а второй, которому я бескорыстно старалась помочь, прислал мне сто долларов, как намек, чтобы я от него отвязалась, я их, конечно, взяла и потратила, но, все равно, было неприятно, и этот его жест тоже кое-что добавил к моему жизненному опыту.

Это, пожалуй, и все, если не считать мою институтскую подругу, которая всегда мечтала о деньгах и, в конце концов, заслуженно получила то, что хотела, и с которой мы теперь встречаемся неизменно на нейтральной территории, потому что, будучи однажды у нее на юбилее, мы с Гришей опозорились, подарив какую-то недостаточно качественную бутылку, и ее высмеял, не зная, что это мы ее подарили, другой искушенный гость, и мы тогда обе поняли, что между нами произошло классовое расслоение.

Остальные люди, которых я встречала в своей жизни, были небогатые: с ними мы иногда тоже ссорились, писали друг другу запальчивые письма, но потом мирились и смотрели друг на друга с пониманием, о них (смотри заголовок) я не буду здесь писать, это уже совсем другая тема.

Я узнала, откуда берутся «они», которых «мы» противопоставляем себе и всячески обличаем: они берутся, например, из темноты двора у Приморской, где у нас с ними назначена встреча, они никак не могут найти нужный дом, опаздывают и сразу дают нам понять, что в этом, как и в том, что квартиру, которую они пришли смотреть, уже сняли другие люди, виноваты мы, они полны гнева и обиды, говорят, что так не делается, что они ехали так далеко и полуутвердительно спрашивают, подвезем ли мы их до дома, поскольку мы на машине. Для нас это хороший крюк, но получается, что мы, вроде, виноваты и что наше время, конечно же, менее насыщенно и драгоценно.

Собственно, и они, и мы в данном случае в единственном числе: они — это молодой человек в костюме и галстуке по имени Денис, чиновник пока еще в самом начале пути, я узнаю о его принадлежности к противоположной касте по упоминанию ведомства, в котором он служит. Вскоре в «нашем» полку прибывает, к поиску подключается моя коллега из другого агентства, бывалая тетка, заслуженный мастер аренды, и мы вдвоем принимаемся за дело, почему-то чувствуя, что все другие клиенты подождут, а вот Денису мы просто обязаны найти что-нибудь поскорей да получше, я не знаю, на чем основана эта убежденность, может, на скрупулезной регулярности его звонков, на скорбном молчании, с которым он выслушивает наши оправдания в том, что ничего еще нет, на его сдержанно-обиженных интонациях. Нам обеим кажется, что на другом конце телефонного провода птенец, раскрывающий рот и по праву требующий пищи, мы нервничаем, нам почему-то стыдно, что две взрослые птицы не могут его накормить. Наконец, подворачивается подходящий вариант, хотя моя коллега сомневается, у нее есть еще претендент на найденную квартиру, она, как Фемида с колеблющимися в две стороны весами: на одной чашечке молодец в кожаной куртке — браток не браток, но человек явно неформальный, может, и не из «нас», но уже точно не из «них». Он смущенно стоит перед нею, посверкивая золотой цепью, косноязычно оправдывается, что ему нужна как раз такая квартира, а Денис — на другой чашечке, как Чацкий на балу, стоит у противоположной стены в костюме с кейсом, весь — благородное негодование, ну, что это за манеры, как это можно устраивать такие смотрины, и моя коллега все же колеблется, потому что обладатель цепи, кажется, обещает ей что-то там еще заплатить, я, конфузясь, шиплю в ухо Денису, что ему, видимо, следует сделать то же, и он, презрительно морщась, смотрит на мою коллегу с брезгливой жалостью и неопределенно пожимает плечами.