Йозеф Шкворецкий - Необъяснимая история

«Рядом с трупом Пима висели останки другого человека, чье мумифицированное тело было заключено в нечто, похожее на пластинчатый доспех древнеримских легионеров (лорика сегментата), еще узнаваемый, хотя и почти изъеденный ржавчиной. У подножия скалы под вторым трупом, который, очевидно, был много старше Пима, лежали обломки типично римского щита легионера. По его ободу, вероятно, по римскому обычаю, было надписано имя владельца. Но разобрать мы сумели лишь несколько букв: «Q… MUS SIC…»

Учитывая, что Жюль Верн так гордился тем, что скрупулезно придерживается возможного (или, во всяком случае, того, что воспринималось как возможное в конце девятнадцатого века), редактор, по всей видимости, решил, что в этом фантастическом отрывке автор отошел от своих принципов, и потому вычеркнул строки про римского легионера.

В свете присланного вам, cher monsieur, мистером Кее документа и вашей собственной гипотезы, история о висящем рядом с Пимом злополучном мертвеце вполне укладывается в область «возможного». Необъясненным остается лишь то, как она попала в текст Жюля Верна.

Французские академики и ученые изучили рукопись Жюля Верна и особенно ту ее часть, из которой редактор вычеркнул пассаж о Квесте, и установили ее подлинность (используя американское юридическое клише) «без тени сомнения».

Что мне добавить к письму очаровательной мадемуазель Блев? Ничего, разве только повторить вслед за Гамлетом: есть многое на свете…

«Повесть Квеста» ( лат .) — Примечание переводчика.

Буквально: фанниева бумага ( лат .), по имени ее производителя Фанния. — Примечание переводчика.

В русском издании использованы переводы М. Гаспарова, З. Морозкиной, А. Семенова Тян-Шанского и С. Шервинского.

Далее из текста мы узнаем, что речь идет об отце Квеста и что его имя Гай. В период республики существовала система трех имен, которая сохранялась и в период империи, пока не привела наконец к полнейшей путанице. Три имени так и остались нормой, но в результате усыновления, раскола первоначальных семей, утери исходного значения фамилии или дарования особых титулов (cognomen ex virtute [прозвание по достоинствам (лат.). — Примеч. пер . ]), которые одновременно становились прозвищами, первоначальное имя могло расширяться до пяти и более составляющих, и в конечном итоге гражданин мог носить такое претенциозное имя как Публий Корнелий Сципион Насика Коркул. Это, разумеется, относилось только к римской аристократии, представителям всаднического сословия (equites или equester ordo) и сенаторам (senatores). Первое из трех имен, в данном случае Гай, — praenomen [личное имя (лат.). — Примеч. пер . ] и обозначает конкретного индивидуума. Второе, nomen, здесь Фирм, обозначает род (gens), а третье, Сикул, — cognomen, то, что мы сегодня называем фамилией. Иными словами, сына Гая зовут Квест Фирм Сикул. Его мать — Прокулея из рода Эмилиев (отсюда «Эмилия», форма женского рода от имени ее отца) Сепула, что является формой родительного падежа cognomen ее отца. Хотя в период империи существовали и другие системы именования, здесь они не играют роли, и я не стану в них вдаваться. Далее к проблеме имен: интересно отметить, что praenomen рассказчика — Квест. В отличие от наших дней, когда широко используется множество имен, в Древнем Риме насчитывалось менее тридцати обычных praenomina. К середине первого века до н. э. этот список сократился до восемнадцати. Имя «Квест» среди них не встречается. Возможно, это анахронизм, возвращение к более ранним временам. Как бы то ни было, оно представляет собой еще одну загадку в этом и так полном тайн повествовании. — Здесь и далее цифрами обозначены примечания автора.

Сегодняшняя Эльба.

Авентин — один из семи холмов, на которых был построен Рим. У его подножия находились жилища бедноты, богатым принадлежали роскошные дома на вершине.

Форум (Romanum) был местом народных собраний, гуляний и просто встреч друзей, где все возможное и невозможное становилось предметом обсуждения и домыслов.

Капитолийский холм — еще один из холмов Рима, где стояли дома аристократии. Возле вершины Капитолийского холма жил Овидий, что, возможно, объясняет решительное «Нет, нет, Квест, не здесь, дитя», фраза, в которой она, по всей видимости, отказалась повести маленького сына навещать его «дядю» дома.

В период республики консул был самым могущественным должностным лицом римского государства. В период империи даваемая этим постом власть несколько уменьшилась, но консул все равно оставался важной персоной. Консул председательствовал в суде, сидя на курульном кресле (sella curculis) [Сиденье высших, курульных, должностных лиц — из слоновой кости, мрамора или металла, без спинки, на изогнутых и скрещенных ножках. — Примеч. пер . ], и имел право ходить в сопровождении двенадцати ликторов, несущих легендарные связки березовых прутьев с топорами внутри, которые являлись символом власти и права наказывать преступления. В его полномочия входило произносить заключительное слово на процессах, где речь шла о преступлениях, караемых смертной казнью. Одной из важных привилегий консула было председательствовать на народных играх (ludi) и религиозных праздниках.

Арахна — умелая ткачиха из Книги 6 «Метаморфоз» Овидия. Здесь Туллий пытается показать, что Цецина не знает римской мифологии.

В других местах этого текста содержатся указания на то, что Цецина был сенатором. Для сенатора считалось унижением собственного достоинства заниматься чем-либо, помимо политики и управления своими поместьями. Однако изготовление камня относили к сельскому хозяйству, и позднее, когда Август решил перестроить Рим, превратив его в мраморное сердце империи, Цецина также приобрел каменоломни, где добывали мрамор.

Байи был очаровательным курортным городком на берегу Неаполитанского залива, где традиционно покупала себе летние поместья знать Древнего Рима. Тут было множество терм, при некоторых из них имелись библиотеки.

Квест ссылается на знаменитый пассаж в «Пире» Платона, в котором часто усматривают, что философ поощряет гомосексуальную любовь среди молодых юношей. И по сей день среди подростков часто возникает напряженная эмоциональная близость, которую Платон характеризует как восходящую «от одного прекрасного тела к двум, от двух — ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным нравам, а от прекрасных нравов к прекрасным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о самом прекрасном, и не познаешь наконец, что же это — прекрасное». Вполне очевидно, что этот пассаж дает возможность самых разных толкований, вот почему Квест подчеркивает, что «никогда его не касался» и что их любовь была опытом «познания прекрасного».