Нагиб Махфуз - Любовь под дождем

Сидя в большом кресле, я ждал, пока Зухра поставит на стол чашку, потом взял ее за руки и привлек к себе. Потеряв равновесие, она упала на меня. Я крепко обнял ее и поцеловал в щеку. Зухра оттолкнула меня своими сильными руками, выскользнула из объятий и выпрямилась, нахмурившись. Я посмотрел на нее с опаской, затем ласково улыбнулся. Она, кажется, сумела перебороть себя — лицо ее осветилось, словно море в погожее осеннее утро. Я поманил ее к себе, но она не шевельнулась. Тогда, охваченный безумным желанием, я бросился к ней и, схватив в объятия, прижал к груди, не ощутив заметного сопротивления. Губы наши встретились в долгом поцелуе, запах ее волос опьянил меня.

— Приходи ко мне ночью, — прошептал я ей на ухо.

— Чего ты хочешь? — насторожившись, спросила она.

— Я хочу тебя, Зухра…

На лице ее появилось суровое выражение.

— Ты придешь? — настаивал я.

— Чего ты от меня хочешь? — повторила она свой вопрос.

Я уже успокоился и осторожно ответил:

— Побеседовать. Я хочу рассказать тебе о своей любви!

— Но ведь ты это делаешь и сейчас…

— Поспешность и страх портят всю радость!

— Мне не нравятся твои мысли.

— Ты плохо думаешь обо мне.

Она покачала головой, как бы давая понять мне, что ей все ясно, и, улыбнувшись, вышла.

Печаль и разочарование охватили меня, и я сокрушенно воскликнул: «О если бы она была из порядочной семьи… если бы у нее было образование или капитал!»

Наступил вечер концерта Умм Кальсум. Я мог бы его провести в доме Али Бекира, меня приглашал также Рафат Амин, однако после некоторого раздумья я предпочел остаться в пансионате, чтобы лучше познакомиться с его обитателями.

На столе уже стоял большой поднос с жареным мясом. Я поспешил выпить, чтобы придать себе храбрости.

За столом царили воспоминания. Я в свою очередь рассказал легенду о роде аль-Бухейри, о своей должности заведующего отчетной частью — не столько желая придать себе веса, сколько для того, чтобы не было неожиданным появление капитала, который я надеялся получить в результате авантюры Али Бекира.

Затем, как неизбежный рок, последовал разговор о политике. «А вы не слышали?» «Что вы скажете?» «Хотите знать мое откровенное мнение?» Интуитивно я понял, что в этом обществе являюсь представителем сил революции и что Мансур Бахи, возможно, мой союзник. Мы обменивались тостами. Посмотрев на Зухру, я подумал, что она — настоящая представительница сил революции.

Мадам Марианна мне нравится не только потому, что она любит наши песни, но и потому, что у нее веселый, живой характер.

Амер Вагди — осколок прошлого. Он жил в самый привлекательный период нашей истории, о котором мы почти ничего не знаем.

Что касается Талаба Марзука, то, когда он стал превозносить заслуги революции, я мог только приветствовать в душе его удивительное умение притворяться.

— Значит, ты не веришь в существование рая и ада?

— Рай — это место, где человек пользуется безопасностью и уважением, а ад — где все наоборот.

Когда Мансур, словно ребенок, смеялся моим шуткам, у меня возникала надежда, что я смогу найти верный путь к его сердцу и что эта вечеринка будет первым шагом на пути к нашей дружбе. Другое дело Хусни Алям. Да здравствует Хусни Алям! Он единственный принес вина. Сидя в своем кресле, словно староста, он наполнял бокалы и, подавая их, сотрясал воздух смехом. Когда около полуночи он неожиданно исчез, наша компания понесла заметную утрату.

Я не прислушивался, как обычно, к пению Умм Кальсум и не подпевал ей. Несмотря на опьянение, я все время подсознательно ощущал присутствие Зухры. Я чувствовал, когда она входила и выходила, когда сидела у ширмы, наблюдая за нашими чудачествами с веселым изумлением.

Я, несомненно, когда-то прежде видел этого человека. Он приближался к кафе «Трианон» от улицы Саада Заглула, а я направлялся туда же со стороны площади. Через несколько шагов я узнал в нем Талаба Марзука! Я впервые видел его в полном облачении. На нем был плащ, куфия, на голове — торбуш. Я почтительно поздоровался с ним и пригласил выпить чашечку кофе. Он согласился, и мы уселись за столиком у широкого окна, выходившего на море. Легкий ветерок играл листьями пальм, окружавших памятник Сааду Заглулу. В нежно-голубом слегка облачном небе светило солнце, и лучи его отливали алмазным блеском. Мы болтали о всяких пустяках, но меня все время не покидала мысль о том, как бы подружиться с ним, добиться его расположения. Внутренний голос подсказывал мне, что не может такой человек остаться без гроша в кармане. Вполне вероятно, что он хочет использовать то, что у него имеется, но страх сдерживает его. Поэтому, когда разговор зашел о средствах существования, я сказал:

— Молодому человеку вроде меня невозможно рассчитывать на одну только зарплату.

— Какой же у него выход?

— Торговое дело. Я как раз и подумываю об этом. — Я понизил голос, будто сообщал секрет.

— Откуда у тебя деньги?

— Продам несколько федданов земли и подыщу себе компаньона, — ответил я.

— Но как же ты сможешь совмещать службу с торговлей?

— Торговое дело будет оставаться в глубокой тайне, — засмеялся я.

Он пожелал мне успеха, раскрыл газету и углубился в чтение, будто забыв, о чем мы только что говорили. Возможно, он и в самом деле не придал никакого значения нашему разговору, а возможно, это был маневр. Но так или иначе, я понял, что на него рассчитывать мне нечего.

Вдруг Талаба Марзук указал на крупный заголовок — что-то о Восточной Германии.

— Ты, несомненно, слышал о бедственном положении в этой стране, которое особенно заметно при сравнении с Западной зоной?

— Да, конечно, — ответил и.

— Россия ничего не может дать тем, кто находится в ее орбите, а вот Америка…

— Но Россия оказала нам очень большую помощь!

— Это дело другое. Мы ведь не находимся в ее орбите, — поспешно ответил Талаба Марзук.

Он казался очень настороженным, и я даже пожалел, что возразил ему.

— Это факт, — продолжал он, — что обе они, Россия и Америка, стремятся к мировому господству, поэтому принцип неприсоединения, которого мы придерживаемся, очень мудр…

Да, обидно, что он выскользнул у меня из рук, и вряд ли в ближайшее время представится случай вернуть утраченные позиции.

— Если бы не июльская революция, — заметил я, — то кровавое восстание опустошило бы страну.

Он согласно кивнул.

— Аллах велик, — сказал он. — Мудрость его спасла нас.

— Где ты был? Ты не появлялся уже три дня. Как это ты вспомнил обо мне наконец? Разве я не говорила тебе, что ты подлый человек и сын греха? Не морочь мне голову своими дурацкими извинениями. Не рассказывай о своей важной работе в компании. Даже министр, если у него есть подруга, не относится к ней с таким пренебрежением, как ты ко мне!