Джойс Оутс - Делай со мной что захочешь

«Да, вот ради этого стоит жить».

Девочка смотрела в его сторону.

— Пойди сюда, — позвал он ее.

Она посмотрела на него. Он осторожно, сдержанно поднял руку в знак приветствия. Он весь дрожал, но на таком расстоянии она не могла этого заметить. Он повторил, уже громче: — Пойди сюда. Ты, девочка, вот ты… ты… пойди сюда на минутку.

Волосы у нее были такого удивительно красивого цвета, что от них невозможно оторвать взгляд. Дух захватывало от этого цвета волос, этого лица. Он жадно смотрел на девочку и вдруг дернул лицом, чтобы очки, соскальзывавшие с носа, не упали; он весь вспотел.

— Пойди сюда, пожалуйста. Ты. Элина. Я знаю, что тебя зовут Элина. Пойти сюда на минутку.

Другие дети наблюдают за ними? Кто-нибудь наблюдает? Этого он не видел.

Она медленно подошла к ограде. До чего же медленно она идет — просто рехнуться можно. Какой-то ребенок с криком пробежал мимо нее. Но она и внимания не обратила. Она смотрела на него.

— Ножка… когда ты ушибла ножку? — воскликнул он.

Он увидел на ее левом колене маленькую заплатку из пластыря.

Она не отвечала. Остановилась в нескольких шагах от него и застенчиво ему улыбалась. Взгляд его сразу потеплел, в глазах защипало; ему хотелось вырвать ограду из земли и отшвырнуть подальше. Но он лишь мягко сказал: — Элина, вот видишь, я знаю твое имя, верно? Это тебя не удивляет?

Личико у нее было маленькое — идеальный овал. Глаза — голубые. Нет, он, конечно же, никогда еще не видел такого красивого ребенка и не представлял себе, что она такая красивая.

Он чувствовал, как все внутри у него дрожит.

— Элина, знаешь, откуда я знаю твое имя? Знаешь? Нет? Потому что мама послала меня привезти тебя из школы. Твоя мама. Она хочет, чтобы я привез тебя домой, миленькая. — Девочка смотрела на него во все глаза, с легкой улыбкой. Взгляд у нее был пустой, словно затуманенный. Он почувствовал, что не может дольше смотреть ей в глаза… А совсем рядом что-то происходило, мальчишки кричали, барахтались в куче, — он бросил взгляд в их сторону и быстро перевел его назад, на девочку. — Элина? — мягко сказал он. — Ведь тебя так зовут? Маленькая Элина? Верно?

Она кивнула.

— Ну, так вот, твоя мама послала меня за тобой. И нам надо спешить, не то она рассердится. Можешь пролезть под сеткой, миленькая, если я ее подниму?

Она стояла теперь у самой сетки. Он смотрел на нее сверху вниз, глаза жгло от слез. В голове — между глаз — что-то стучало, словно билось сердце, сильное, страшное сердцебиение, такого он никогда прежде не испытывал. В лоб ему точно стучали молотом.

— Элина. Элина. Иди ко мне, миленькая, лезь, миленькая, под сетку, можешь? Можешь, душенька? Не бойся. — Он прйподнял ограду, пошатнувшись под ее тяжестью, но почти тотчас крепче уперся ногами в землю, и мускулы на его плечах и руках радостно вздулись, стали каменными. По низу живота резанула боль, но он не обратил на это внимания. Вот так, вот так! Сколько же сюрпризов готовит нам жизнь! Он крепко сцепил челюсти, глаза его сузились, стали как щелки, и, однако же, он сумел мягко сказать девочке: — Ну же. Полезай, Элина. Скорее. Ну же.

Она медлила.

— Я сказал, лезь под сетку. Ну же. Ну же, миленькая. Давай. Ну же. Платье твое не зацепится… Я держу сетку — она не упадет… — Он с трудом перевел дух и снова пошатнулся, но устоял. — Слушайся же меня, Элина, — пробормотал он. — Слушайся. Да, вот так, да, не бойся… пролезай под сеткой… пролезай…

И девочка пролезла под сеткой.

— Не плачь, — сказал он. — Только этого не хватало.

Они сидели в машине, стоявшей на гравийной дорожке, позади склада. Место было подходящее, но он не мог вспомнить, как они туда попали. В голове у него все еще стучал молот. Внезапно он увидел надпись: НА ЭТОЙ СТОРОНЕ НЕ ПАРКОВАТЬ.

Он передвинул рычаг в нейтральную позицию и не стал выключать зажигание. С улыбкой глядя на девочку, он сдернул с головы шляпу и бросил ее на заднее сиденье, поверх чемоданов. — Сюрприз, Элина, сюрприз ко дню рождения… с опозданием на несколько месяцев, я знаю… но все равно… — Он провел рукой по лохматому каштановому парику и, все так же улыбаясь, сорвал и его. Девочка смотрела во все глаза. Он взглянул на себя в зеркальце заднего вида — волосы у него были светлые, с проседью, и редеющие, но все еще достаточно густые. Без парика и шляпы лоб его словно бы выпятился, закруглился — костистый лоб серьезного человека.

— Ну, что скажешь, Элина? Удивил я тебя? Славный приготовил сюрприз?

Девочка продолжала смотреть на него во все глаза.

— Папочка?..

Он нагнулся и прижал ее к себе.

— Конечно, папочка… твой собственный родной папочка — кто же еще? А ты моя душенька, да? Не надо плакать, не надо поднимать шум. Ты моя маленькая именинница, да? Извини, лапочка, — сказал он, открывая отделение для перчаток. Он достал оттуда свои очки — очки с оправой из розоватой прозрачной пластмассы — и снял те, другие. От металлических дужек у него заболело за ушами. — А теперь ты меня узнаешь? Никаких сомнений на этот счет?

Девочка, видимо, была слишком удивлена и потому даже не улыбнулась, чтобы не показать, что узнала его.

— Элина, миленькая?.. Ты обидишь папочку, если…

Он схватил ее на руки и прижался лицом к ее головке, вдыхая запах этих пушистых волос. На несколько минут он словно отключился — молот, казалось, еще сильнее застучал у него в голове. Затем, тяжело дыша, он откинулся назад.

— Она говорила тебе, что я умер, Элина?

Глаза на маленьком личике казались непомерно большими, расширенными. Он внимательно всматривался в девочку — глаза как голубая акварель, словно на обложке журнала, выставленного на видном месте в киоске, не совсем настоящие. И, однако же, настоящие. Их окаймляли очень светлые ресницы, короткие, но очень густые, точно щеточки для краски. Ресницы эти дрогнули, веки быстро заморгали, черные кружочки в центре глаз задвигались, ища фокус, сфокусировались на нем.

— Она сказала тебе, что я умер?.. Да, она почти верила этому, верила, что в силах уничтожить меня, я знаю, знаю, — шепотом произнес он. И поцеловал свою дочь в лобик. — Но ты ведь помнишь меня, Элина, верно? Хоть и считала, что я умер?

Немного помедлив, она тихо произнесла:

— Да. — На радостях он снова поцеловал ее. Глаза его наполнились слезами, но он не хотел плакать при ней — это могло и у нее вызвать слезы.

— Тихо! — произнес он коротко, весело.

Теперь он мог немного расслабиться. Он вылез из машины и размашистыми движениями — раз, два, три, четыре — начал расстегивать пальто, протаскивая дешевые черные пуговицы сквозь петли, а девочка смотрела на него; наконец он сдернул пальто и с преувеличенным облегчением вздохнул. Он всем своим существом ощутил, как с него свалилась тяжесть.