София Кульбицкая - Порочестер или Контрвиртуал

— Вот уж не знаю. Массаж лица мне ещё никогда не делали…

Тут он явно поскромничал. Я мог бы побиться об заклад, что и другие части его тела доселе не знали сих сладостных испытаний. Что ж, смиренно подумал я, будем надеяться, что любознательность в моём друге всё-таки победит стыдливость. Но это потом, а пока не будем пугать беднягу сразу — лучше готовить его мелкими порциями.

После лёгкого чаепития мы продолжили примерку. Но теперь она шла через пень-колоду. Ибо клиент от моего невинного вопроса так напрягся, что еле-еле влезал негнущимися членами в костюм — и своей громоздкой оцепенелостью мешал мне посадить изделие по фигуре. Видимо, он решил, что я предлагаю ему свои услуги и вот-вот примусь его массажировать во всех возможных местах. Пришлось изобразить эдакую ни к чему не обязывающую болтовню беззаботного портняжки — чтобы хоть немного унять ненужные подозрения:

— Вы знаете, дружище, а я вот без массажа долго не могу. Скрипеть начинаю. Остеохондроз. Что поделаешь, в нашем возрасте без этого уже никак. Жаль только, хорошего специалиста найти не так-то просто. Но мне повезло — порекомендовали. Вот как раз в ближайшее время собираюсь записаться на процедуру. Ехать, правда, далековато, за городом, но оно того стоит. Кстати, хотел спросить…. ээээ, вот сюда ножку, ага… хотел спросить: не согласитесь ли Вы составить мне компанию? А то одному в такую глухомань как-то боязно добираться…

По мере моего непритязательного монолога Порочестер всё больше приходил в себя — как видно, лечебный массаж казался ему не в полной мере МАССАЖЕМ, — а уж после слова «боязно» и вовсе оживился:

— Конечно, дружище! С Вами — хоть на край света! Да и то пора хоть ненадолго натянуть нос закоптелой Москве. За город, да по золотой осени — одно удовольствие…

— Так значит, договорились, — пробурчал я, зажимая промеж губ булавки — не столько потому, что некуда было больше их сунуть, сколько для того, чтобы не продолжать разговор. На сегодня достигнутого было вполне достаточно, и должно было пройти время, чтобы закрепить успех. А тот был немалый — судя по тому, что Порочестер, провожая меня до двери, спохватился:

— Вы только, пожалуйста, предупредите меня хотя бы за денёк-другой, когда соберётесь. Я специально отложу все планы…

Ну ещё бы. Я и сам терпеть не могу импровизаций и считаю, что лучший экспромт — тот, что хорошо подготовлен. Недаром же я начал подбираться к цели так издалека. Ко дню нашей романтической прогулки Порочестер уже должен держаться бодрячком-с — и не падать, как чувствительная барышня, в обморок от одного только слова, обозначающего нечто, потенциально связанное с физическим удовольствием.

О том, что упомянутый «хороший специалист» — ни кто иной, как одна его близкая знакомая, я решил сказать ему чуть позже — ну, хотя бы после того, как розовый костюм с оборками будет закончен. Всему своё время.

Ноющая спина сослужила мне добрую службу. Упёрся руками в поясницу — и тут же вспомнил одну интересную тему на форуме «Златоперья». Месяца три назад. Даже вспомнил, как она называлась: «Кто есть кто?» Открыл её один противный мужик, форумный скандалист из тех, кто вечно меряется гениталиями — то есть за неумением сочинить что-нибудь сносное выпячивает свои невпупенные заслуги в реальной жизни. Сейчас, например, речь шла о том, кто больше пользы приносит России на своём рабочем месте. Ну, Лена, даром что барышня, и утёрла ему нос. Написала, что её профессия — самая что ни на есть нужная: она спасает людей, бывает, с такими болячками, от которых все врачи отказались. А о качестве её работы можно судить хотя бы по тому, что постоянную клиентуру она не растеряла, даже переехав из Москвы в глухие болота под Ногинском. Люди всё равно ездят, хоть добираться туда не так-то просто. И не все, между прочим, на машинах — некоторые пешкодралом чапают. Тем и кормится.

Я хорошо запомнил эту тему, потому что, помнится, испытал тогда неприятное чувство. Мне-то похвастаться было нечем. Я по роду работы — словоблуд, причём не просто словоблуд, а продавший свою совесть. Недавно вот тиснул в нашем журнале статью на три страницы, каковая вся — целиком! — была посвящена… мазку. Мазку Кормильца. Одному мазку, представляете?.. Чего только я там не понаписал… Дескать, приступая, Кормилец лишь сперва аккуратно орудует кисточкой, возюкая ею по холсту, но потом всё больше увлекается, входит в раж, дрожит, багровеет, испускает яростные крики… и, наконец, в неистовом творческом экстазе отбрасывает надоедливую посредницу прочь! За ненадобностью!! И жадными трепещущими пальцами погружается в живое тело краски!!! Ласкает ими холст, как нежный любовник!.. Такие вот страсти. Хотя даже очень далёким от живописи людям прекрасно известно, что никуда наш Кормилец не погружается — хотя бы потому, что на него давно работает целый комбинат «негров». Вот так-то. А я пишу и получаю за это деньги. Журнал наш большой, красивый, финская полиграфия, и каждая статья в нём сопровождается англоязычным переводом.

Впрочем, я уже привык к своей работе и не комплексую. В конце концов, она даёт мне не только верный кусок хлеба, но и массу свободного времени. Немножечко меня мучит совесть, когда я думаю о том, что журнал с моими текстами распространяется по художественным школам и вузам, где его читают дети. Но так и быть, пусть это закалит их и научит не верить в искусстве никому, кроме себя — бесценное качество для художника.

Зато теперь я вспомнил тот давний разговор. А с ним — и то, что рассказывал мне про аcidophileen дружище Порочестер. Ничего экстраординарного — обычная житейская ситуация: дама только-только разошлась с мужем и ещё не решила, радоваться ей по этому поводу или огорчаться. Гордая и не мелочная: без лишних рассуждений оставила новой семье мужа трёхкомнатную квартиру, а сама удалилась в полузаброшенный загородный домик под Ногинском — единственную её личную собственность. Ей там, в общем, было неплохо, только немного одиноко: вокруг ни души, только старый ноутбук, который она успела прихватить, покидая былое пристанище. (Этой рухлядью всё равно никто уже не пользовался).

Я был просто убеждён, что такая добрая, отзывчивая женщина не откажет страдальцу, жалующемуся на остеохондроз, в смиренной просьбе о помощи, — тем более, что она всегда симпатизировала мне как дружку её обожаемого Порочестера. Да и лишний клиент ей — ох как не помешает. Деньги-то нужны, поди. Такой гордой особе, как бы ни была она неприхотлива, трудно пробавляться в одиночку, на том и строился расчёт, — ах я циник.

Не буду долго рассказывать, как я к ней подбирался, скажу одно: всё вышло так, как я и предполагал. В ответном письме мне был назначен день и час сеанса. (Умница Лена даже не стала задавать мне лишних вопросов, на которые у меня были заготовлены — так и пропавшие зазря — остроумные ответы.)