София Кульбицкая - Порочестер или Контрвиртуал

Мне-то на все эти перипетии было наплевать — я и так теперь видел Порочестера чуть ли не каждый день, притом живьём! — но для других форумчан, особенно тех, кто был к нему дружески привязан, это стало настоящей трагедией.

В их числе была и бедняжка аcidophileen, ещё не знавшая, какой сюрприз я ей готовлю. Горе её выглядело очень трогательно и обратило к ней сердца даже тех златоперцев, которые прежде в упор её не замечали. Несчастная металась по форуму, как белая лебёдушка, потерявшая самца, и страшно кричала — кричала, естественно, в рифму, как принято в «Златоперье»:

— прочитав это творение, я подумал, что Порочестер, чёрт возьми, отличный тренер — достаточно только сравнить раннюю аcidophileen с нынешней. А ещё я подумал о том, что лучшего момента для осуществления наших планов, пожалуй, и не найти.

Чувствуя себя эдаким Карабасом-Барабасом, я терпеливо переждал два-три дня (время от времени я лицемерно утешал бедняжку на форуме, чтоб ей было не так тяжко), и, когда тоска Елены по утраченному возлюбленному, по моим расчётам, достигла апогея, огорошил её приятным известием: друг её существует не только в Интернете, но — да-да, Леночка! — и в реале. Да ещё как существует! Суть дела я изложил в письме, хотя, само собой, мы с ней давно обменялись телефонами. Но врать в письменной форме гораздо проще — монитор, как говорится, не краснеет. А врать было необходимо, потому что, расскажи я всё как есть на самом деле, Порочестер представал совсем уж мокрой тряпкой. Что, как известно, не очень-то располагает к пылким чувствам.

В моей вольной интерпретации карлик, ревнивый, аки Отелло, а теперь ещё и безвинно репрессированный, узнав, что я собираюсь наведаться к его даме (не мог же я скрыть это от друга!), так рвал и метал, что мне ничего не оставалось, как принять его жёсткий ультиматум: или мы едем вместе — или я ему смертельный враг. — Так как же мне поступить?.. — вкрадчиво спрашивал я; решать судьбу моего остеохондроза (а заодно и дружбы) якобы предоставлялось прекрасной Елене, в которой, по моим расчётам, должна была восторжествовать клятва Гиппократа, помноженная на тоску и чувство вины перед несправедливо наказанным возлюбленным.

В конце письма я, как честный человек, просил Лену отзвониться — и уже подробно обговорить со мной все организационные подробности.

Так случилось, что в тот же вечер ко мне наведался Порочестер — в последний раз примерить костюм перед окончательной отделкой. Едва он переступил порог, как мне бросилось в глаза его не совсем обычное поведение — он явно был не в своей тарелке. Казалось, даже костюм, который я, как всегда, поспешил тут же натянуть на него, оставляет его равнодушным. Вопреки обычаю он не стал бегать по моей квартире и громко восторгаться, а сразу прошёл в кухню, уселся на табуретку в углу, и, как-то опасливо нахохлившись, принялся молча ждать, пока закипит чайник.

Вскоре тот весело засвистел — у меня чайник со свистком, представляете?.. — но даже этот радостный звук, так напоминающий о детских годах, не привёл Порочестера в норму.

— Что Вы такой смурной, дружище?.. — не выдержал я. — Неужели совесть замучила? Да извинитесь Вы перед несчастной старушкой, и дело с концом…

Но Порочестер только головой помотал: не то, мол. Тогда я решил, что это — всего лишь отражение моей собственной нервозности (Лена всё не перезванивала, а ведь с момента отправки письма прошло уже полдня!). Но тут вдруг выяснилось, что у него был свой, личный повод для тревоги, потому что неожиданно он сказал:

— Вы-таки додавили меня, дружище. Поздравьте меня! Сегодня утром я совершил самый рискованный поступок в своей жизни!

— Ну?.. — с деланным интересом приподнял я брови, почти не слушая: в этот миг я вертелся вокруг Порочестера, сосредоточенно осматривая костюмные швы — не застряло ли в них чего лишнего. А тот, помявшись немного, признался:

— Написал аcidophileen в личку и предложил встретиться.

— Ну! — Я чуть не проглотил булавку, которую только что вытащил из его новых джинсовых брюк и машинальным жестом сунул в рот. Такое развитие событий — я имею в виду, конечно, письмо, а не булавку — не входило в мои планы. Или, наоборот, входило — в зависимости от того, что именно и как он написал Елене. Если не брякнул лишнего, а только плакался о своих неземных чувствах так же, как ежедневно — мне, то лыко вполне могло оказаться и в строку…

Но я, увы, слишком туг на мозги, чтобы мгновенно прокручивать в голове такие сложные комбинации, поэтому просто сделал тупое лицо и спросил:

— Ну, и что она ответила?

— Пока ничего, — скорбно сообщил Порочестер, вылавливая ложечкой из чашки листки мяты. — Во всяком случае, когда я выходил из дому — было ничего… Дружище, Вы не очень рассердитесь, если я нарушу наш уговор и воспользуюсь при Вас КПК-шкой??

— Конечно, дружище, — вяло ответил я, смекая, как будет досадно, если в последнюю минуту моя филигранная интрига рухнет из-за самодеятельности этого идиота. Впрочем, почему идиота? Ведь это я и никто другой так долго и терпеливо подогревал в нём смелость и решительность…

Пока Порочестер лазил в свой КПК, я чутко бдел у него за спиной, делая вид, что оправляю лёгкие морщинки на джинсовых плечах. Но зря старался — никакого письма в почтовом ящике не оказалось. На Порочестера было жалко смотреть.

— Напрасно мы всё это затеяли, — мрачно сказал он после того, как мы выдули по третьей чашке чая с мятой, с мятными пряниками и таким же шоколадом с зелёным листиком на обложке — я специально купил, зная, что Порочестер обожает всё мятное. — Она не хочет видеться. Думает сейчас, наверное, как бы повежливее отказаться. И правильно делает…

— Дружище, она, может быть, просто ещё не добралась до Интернета, — с деланной бодростью предположил я, сплёвывая с губы прилипшее к ней мятное «брёвнышко». — Всё-таки занятой человек…

Но дружище уже вошёл в то состояние сознания, где он был не столько Порочестером, сколько Пророчестером.

— Октябрь, — монотонно проговорил он, глядя куда-то за окно, где вовсю буйствовала в брачном окрасе природа. — Она всегда всё правильно понимает. Виртуальным влюбленным ни в коем случае нельзя встречаться в реале. Чем сильнее любовь, тем это правило вернее. Идеал должен оставаться идеалом, грубая реальность для него губительна…

— Ерунда, — возмутился я. — Иногда женятся и живут хорошо. Есть прекрасные примеры…

— Примеры?!..

Порочестер расхохотался. Я впервые видел такой вид его смеха: мелко и нервически, издавая звуки, которые можно было бы определить как нечто среднее между блеянием и кудахтаньем, и судорожно трясясь всем телом.