Владимир Мегре - Анастасия

— Скажи, Анастасия, почему у меня волосы здесь растут? — и показывает на голову и на бороду. — А здесь не растут?— и показывает на лоб и нос. Я потрогала его лоб, нос, но ответ не рождается, а говорить необдуманно не могу, нужно самой понять. Когда они пришли в другой раз, дедушка снова говорит:

— Вот думать всё продолжаю, почему у меня волосы здесь растут, а здесь не растут? — И снова показывает на лоб и на нос. Прадедушка внимательно и серьёзно на меня смотрит. Тогда я подумала: может, действительно это его серьёзная проблема и спросила:

— Дедушка, а тебе что, очень хочется, чтобы они везде росли? И на лобике, и на носике?

Прадедушка задумался, а дедушка отвечает:

— Нет, не хочется.

— Так потому и не растут, что тебе этого не хочется.

Он задумчиво, как бы, уже сам себя спрашивает, поглаживая бороду:

— А здесь растут, значит, потому, что мне так хочется?

Я ему и подтвердила:

— Конечно, дедушка, и тебе, и мне, и тому, кто тебя придумал.

Тут прадедушка как-то возбужденно спрашивает:

— А кто, кто его придумал?

— Тот, кто всё придумал, — ответила я.

— Но где он, покажи? — спрашивает прадедушка, поклонившись мне. Я сразу не смогла ответить им, но этот вопрос остался во мне, и я стала думать о нём часто.

— А потом ответила? — спросил я.

— Ответила, через год примерно, и новые вопросы получила, а до того, пока не ответила, они мне новых не задавали, и я очень сильно переживала.

Я спросил у Анастасии, кто её научил разговаривать, если матери и отца она почти не помнит, а дедушка и прадедушка общались с ней редко.

Полученные ответы поразили меня и требуют осмысливания специалистов, потому постараюсь наиболее полно воспроизвести их. Для меня смысл их стал проясняться постепенно. Сначала после моего вопроса она переспросила:

— Ты имеешь в виду умение говорить на языках разных людей?

— Что значит «разных», ты что, умеешь говорить на разных языках?

— Да, — ответила Анастасия.

— И на немецком, французском, английском, японском, китайском?

— Да, — повторила она и добавила, — ты же видишь, говорю же я на твоем языке.

— Ты хочешь сказать на русском.

— Ну это слишком обобщенно. Я говорю, по крайней мере, стараюсь говорить, теми оборотами и словами, которые именно ты употребляешь в своей речи. Это мне было немножко трудновато сначала, так как у тебя маленький словарный запас и повторяющиеся обороты речи. Чувства тоже слабо выражены. Таким языком трудно изложить достаточно точно всё, что хотелось бы.

— Подожди, Анастасия, сейчас я спрошу тебя что-нибудь на иностранном, а ты ответишь мне.

Я сказал ей «здравствуйте» на английском, потом на французском. Она тут же мне ответила. К сожалению, иностранными языками я не владею. В школе учил немецкий и то на «три». На немецком я и вспомнил целую фразу, которую мы со школьными товарищами хорошо заучили. Её я и сказал Анастасии:

— Их либе дих, унд гибт мир дайн хенд.

Она протянула мне руку и ответила на немецком:

— Я даю тебе руку.

Поражаясь услышанному, ещё не веря своим ушам, я спросил:

— И что же, каждого человека можно научить всем языкам?

Я интуитивно чувствовал, что этому необычному явлению должно быть какое-то простое пояснение, и я должен осознать его, донести людям.

— Анастасия, давай рассказывай моим языком и постарайся с примерами, и чтоб понятно было, — попросил я немножко взволнованно.

— Хорошо, хорошо, только успокойся, расслабься, а то не поймёшь. Но давай я сначала тебя писать научу на русском языке.

— Умею я писать, ты про обучения иностранным языкам рассказывай.

— Не просто писать, я писателем тебя научу быть, талантливым. Ты напишешь книгу.

— Это невозможно.

— Возможно! Это же просто.

Анастасия взяла палочку и начертила на земле весь русский алфавит со знаками препинания, спросила сколько здесь букв.

— Тридцать три, — ответил я.

— Вот видишь, букв совсем немного. Можешь ты назвать то, что я начертила, книгой?

— Нет, — ответил я, — это обычный алфавит и всё. Обычные буквы.

— Но, ведь, и все русскоязычные книги состоят из этих обычных букв, — заметила Анастасия, — ты согласен с этим? Понимаешь, как просто всё.

— Да, но в книгах они расставлены по-другому.

— Правильно, все книги состоят из множества комбинаций этих букв, расставляет их человек автоматически, руководствуясь, при этом, чувствами . Из этого и следует, что сначала рождается не комбинация из букв и звуков, а чувства, нарисованные его воображением.

У того, кто будет читать, возникают, примерно, такие же чувства, и они запоминаются надолго. Ты можешь вспомнить какие-нибудь образы, ситуации из прочитанных тобой книг?

— Могу, — подумав, ответил я. Вспомнился почему-то «Герой нашего времени» Лермонтова, и я стал рассказывать Анастасии. Она прервала меня:

— Вот видишь, ты можешь обрисовать героев этой книги, рассказать, что чувствовали они, а с того момента, как ты прочитал её, времени прошло немало. А вот если бы я попросила рассказать, в какой последовательности расставлены в ней тридцать три буквы, какие выстроены из них комбинации, ты смог бы это воспроизвести?

— Нет. Это невозможно.

— Это действительно, очень трудно. Значит, чувства одного человека передались другому человеку с помощью всевозможных комбинаций из тридцати трёх букв. Ты смотрел на эти комбинации и тут же забыл, а чувства, образы остались и запомнились надолго...

Вот и получается. Если душевные чувствования напрямую связать с этими значками, не думать о всяких условностях, душа заставит эти значки стать в такой последовательности, чередуя комбинации из них, что читающий, впоследствии, почувствует душу писавшего. И если в душе писавшего...

— Подожди, Анастасия. Скажи проще, понятнее, конкретнее, на каком-нибудь примере покажи про обучения языкам. Писателем меня потом будешь делать, рассказывай, кто и как тебя учил понимать разные языки?

— Прадедушка, — ответила Анастасия.

— Расскажи на примере, — просил я, желая понять всё быстро.

— Хорошо, но ты не волнуйся, я всё равно найду способ, чтобы тебе понятно было, и, если для тебя это так важно, я попробую научить тебя тоже всем языкам, это же просто.

— Для нас это невероятно, Анастасия, поэтому постарайся объяснить. И скажи, за какой отрезок времени ты могла бы меня научить?

Она задумалась, глядя на меня, и потом сказала:

— Память у тебя уже неважная, проблемы бытовые... на тебя много времени потребуется.

— Сколько? — не терпелось мне услышать ответ.

— Для бытового понимания, типа «здравствуй», «до свидания» думаю, что не менее четырех, а может, и шести месяцев, — ответила Анастасия.