Павел Вадимов - Лупетта

Мне всегда нравилась эта сетчатая дранка, выступающая из-под опавшей штукатурки, деревянная плетенка, уложенная давно истлевшими руками век с копейками назад. Ее рассохшиеся серые петли свисают с потолка, точно ремни безопасности в доисторическом трамвае, трамвае, который везет нас по одному ему ведомому маршруту, весело бренча на стыках рельсов, кружа и петляя, на глазах ускоряя свой бег и сжимаясь, ссыхаясь в совсем уж крошечный вагончик, летящий по серпантину американских горок, да так, что желудок скачет резиновым мячиком от копчика до подбородка, и даже сглотнуть, сглотнуть даже никак не удается, до тех пор пока в горящие на ветру уши не заползает медовый знак вопроса:

— Мы что, будем здесь спать?

А у меня не так все было... Короче, если с самого начала, это лето после десятого. У меня друг тогда был, Серега, классный друг, потом в Москву уехал. Мы после выпускного такие планы строили, к Серому в Дивинскую, девчонки, шашлыки, ну чтоб конкретно оттянуться. У него папик там такую дачу отгрохал, короче, с баней, все дела. Но в последний момент вышел грандиозный облом. У Валентины Николаевны, мамы Серого, был какой-то рак, груди что ли? Да мы вообще об этом только потом узнали, когда все кончилось. Оказалось, она лет десять по больницам, только Серый молчал как рыба, даже мне ни слова. Вернее, как-то раз что-то там говорил, типа болеет, но ничего конкретного. Это же надо, десять лет за одной партой просидеть и ни разу... Разведчик, блин... Он, кстати, сейчас в Москве... Но не в этом дело. Короче, как раз перед тем днем, ну, когда мы это дело запланировали, она с последним рецидивом в Песочную загремела и оттуда уже не вышла... То есть ее привезли домой, когда уже совсем немного оставалось. Он потом говорил, что в последний раз она два года без метастаз держалась, думали уже — пронесло... Но мы-то сперва даже не врубились, что к чему. Короче, звонит он мне, говорит: передай ребятам, что все отменяется. Вернее, не так. Сначала раздается звонок, я снимаю трубку, ору «але», «але» и ни хрена не слышу. И только на второй раз он там проклюнулся, я сперва даже голос не узнал... У Серого конкретный такой басок, а тут кто- то тихо в трубке бормочет.. не разобрать... Я спрашиваю: Серый, ты? Че у тебя с голосом, не похмелился, что ли? А он заладил, как попка, передай ребятам, передай ребятам, передай ребятам и ни фига не объясняет. Я на него тогда конкретно обиделся. Думал, он со своей Светкой решил вдвоем на дачу свалить, ну типа чтобы никто не мешал... А когда все выяснилось... Мы после его звонка у этой Светки как раз сидели, на балконе с пивом, и о смерти рассуждали. Философы хреновы. Вернее, сначала о Сером и его матери, которая десять лет зазря мучилась. Я уже не помню, кто первый начал... Короче, тема была такая: если ты узнаешь, что у тебя какая-нибудь неизлечимая хрень, СПИД там или рак, не важно, и жить тебе остается несколько месяцев, как ты себя поведешь? Светка сказала, что сразу вены перережет, чтоб не мучиться. Данилыч сказал, что лучше не резать, а вколоть кубов пять, чтобы веселее было, и заржал, как придурок. Ленчик сказала, что пойдет в церковь и будет молиться, день, два, неделю, короче, пока ее Бог не услышит и не спасет... Она потом на этой почве совсем двинулась, говорят, в монастырь ушла, хотя ничем не болела... Кто там еще-то был?.. А, Людка... Людка сказала, что она читала, что совсем скоро и рак, и СПИД победят с помощью какого-то там офигительного метода, я уже не помню... В общем, она ляжет в больницу и будет ждать, пока ее не вылечат. А потом моя очередь пришла... Я как сейчас помню этот балкон. Коты под окном орут как ненормальные. А я встаю, допиваю пиво и говорю. Короче... Вы тут все говорили, что станете делать, когда припрет. Не важно, что... Лечиться там, резаться, молиться, колоться, одна херня. А вот если мне... Если бы мне поставили какой-нибудь мрачный диагноз и сказали, что жить остается несколько месяцев, что бы я делал? Я, как вы уже догадались, пил бы пиво, валял дурака, болтался бы по городу и сам факт скорой смерти постарался бы скрыть. Вот такое вот я говно... Сказал это и как захерачу бутылкой в котов под балконом, даже сам удивился, что с первого раза попал. Меня так сразу все зауважали, не из-за меткости, конечно, а из-за этой фразы... Знал бы я, что потом, когда конкретно накроет, я, блин, сразу в штаны наложу и поскачу в больницу, как сраный олень... Ну хорошо, я облажался, но, я думаю, и они... каждый из них на моем месте... точно так же бы себя повели... Как пить дать — точно так же... Но ведь мы на этом балконе верили в то, что говорили! Конкретно верили! Почему же тогда... А-а- а, хрен с ним! Короче, я курить, кто со мной?

Меньше всего я думал, что нам будет смешно. Что нам будет так смешно. Не сразу конечно, а полчаса, час, да какой час, по меньшей мере вечность спустя! Я ожидал чего угодно, высокой трагедии, фарса, безумия наконец... Нет, я вправду не мог себе представить, что мы, как нашкодившие школьники, будем зажимать друг дружке рты, кусая пальцы, когда обнаружим, что забыли прикрыть за собой дверь и в коридоре все было слышно. А потом... потом бутузить друг друга, сражаясь за место под выпотрошенной штукатуркой.

Ничего себе, какие сильные ножки... Ах так! Значит, вам не нравятся наши ножки? Ну и ищите себе тогда коротышку! Да, нет, что вы, конечно нам нравятся ваши ножки, твои ножки, твоя... Ну хватит уже! Ой, как тут мокро! Ну куда ты, куда, так нечестно, оставь мне хотя бы кусочек, ничего себе, хватит! Слушай, может палку в ручку двери засунуть? Вот эту, которая за пылесосом... Конечно было слышно! Я теперь ему в глаза не смогу посмотреть. Да ладно, тоже мне... Ну подвинься же ты, в самом деле! Разлегся тут, как я не знаю кто... Да где разлегся, я и так почти над полом висю, то есть вишу... И вообще смотри, какой я худой! Да-а-а, что и говорить... Вот видишь, тогда и не жалуйся, что места не хватает. А я тоже худая, да? Мамин американец, когда увидел мои фотографии, ну те, которые ты снимал, сказал, что я скинни. Знаешь, что такое скинни? Еще бы! Ну, раз ты скинни, тогда и не требуй кинг сайз. Какие мы слова-то знаем! Это, конечно, не кинг сайз и даже не дабл... А что? Что, что же это тогда? Ну, не знаю... просто сингл, сингл матрас. А мы тогда дабл скинни. Дабл скинни на сингл матрасе? Хорошо звучит! Ну хватит, перестань пихаться, не видишь, какой туг паркет, я сейчас себе занозу посажу. Сам будешь выковыривать! Нет, не сейчас, сейчас никакой занозы нет!

Меньше всего я думал, что нам будет легко. Что нам будет так легко. Не сразу конечно, а полчаса, час, да какой час, по меньшей мере вечность спустя! Я ожидал чего угодно, высокой трагедии, фарса, безумия наконец... Нет, я вправду не мог себе представить, что мы, как обкуренные джинны на ковре-самолете, будем парить на сингл матрасе высоко-высоко над барханами пыли на паркете, над караванами тараканов на дранке потолка, над Шестой, седьмой, двухтысячной Советской улицей, над сопливым питерским небом, ночью, снегом и обреченностью.