Анна Бялко - Обман

Я быстро добралась до ставшего почти родным Марининого дома, припарковала машинку, вытащила все свои пакеты и поскакала в подъезд. Лестница, дверь, звонок. Никто не открывал. Надо было, конечно, заранее предупредить, ну да куда бы Марине деться из дома в каникулы, с утра пораньше. Небось спит еще.

Я позвонила еще раз, долго-долго. За дверью зашаркали наконец шаги, открылась щелка, и в нее выглянула взлохмаченная Марина. Так и есть, дрыхла.

– Привет! Это я, Дед Мороз. Вставай, красавица, проснись, – и я шагнула в квартиру.

Марина была какой-то не такой. Во-первых, правда лохматой, во-вторых, какой-то смущенной. Но я, решив, что она еще не проснулась, и не обращая на это внимания, сняла пальто, привычно кинула его на вешалку...

Оп-па! Там висела куртка. Мужская. Что-то было в ней неуловимо знакомое, мне бы сообразить, но я, не успев еще по инерции сбросить взятый разгон и отыграть назад, шагнула в комнату.

И первое, что я там увидела, был Петя. Очень по-домашнему сидевший на незастеленном диване. Хоть на нем и были штаны, вся обстановка допускала только одну трактовку, и никаких иных.

Я растерялась. И разозлилась. И почему-то обиделась, причем на всех сразу. Наверное, этот коктейль чувств и называется ревностью. При этом я понимала, что, в сущности, ревновать не имею никакого права, но от этого было как-то еще обидней. Нет, ну каков мерзавец. А еще говорил, что помнит меня двадцать лет. А сам! Только я за порог – вот, пожалуйста.

Я прошла через всю комнату, плюхнулась на стул у письменного стола и с укором на них воззрилась. Как пишут в романах, сгустилась зловещая пауза.

Марина, не выдержав, пробормотала что-то нечленораздельное на тему того, что все люди взрослые. Тогда уж не выдержала я:

– Взрослые! Половозрелые! Совести нет. Я, конечно, все понимаю, но это просто нечестно. Что у тебя, других знакомых нету, ты все моих пытаешься украсть? И кольца отдай!

Марина не осталась в долгу:

– Это я-то! А ты сама! Это ты крадешь мою жизнь! Разберись сперва, кем ты сама-то быть хочешь?! Это не я твоих мужиков краду, это ты у меня. То есть у тебя! Тьфу! Ты мне всю жизнь позапутала, и еще недовольна!

И непонятно, до чего мы бы с ней договорились, но тут наконец пришел в себя третий участник композиции. А придя в себя, Петя первым делом обрел голос:

– Ну вы даете, девушки! Это ж надо! Читал про такое, но, если честно, не верил. Арина, я не знал, что у тебя есть близняшка.

Тут до него дошел следующий бит информации.

– Стоп-стоп-стоп! Вы не близнецы, вы клоны. И что, обеих Ариной зовут?

– Я – Марина, – довольно злобно представилась Марина.

– Девочки, не ссорьтесь! Это же здорово! Потрясающе! А главное – если вас и в самом деле двое, теперь-то уж точно хоть одна достанется мне! И, между нами, – эти слова он произнес, поднимаясь и направляясь из комнаты, остановился на пороге и подмигнул мне, – я предпочел бы даму, не испорченную влиянием Вали Волковицкого. Он слишком крут, мне за таким уровнем не угнаться. Но в целом ситуация, я считаю, заслуживает того, чтобы выпить. Я за шампанским!

Вот, собственно, и конец истории. С тех пор прошло полгода. Мы с Валькой живем в Женеве, в домике с красной крышей и видом на озеро. Митя навещает нас по выходным. Мы много путешествуем по окрестным Европам, о чем я потом скрупулезно отчитываюсь в своей рубрике «Путешествия дармоедки». Петя взял меня в свой журнал внештатным иностранным корреспондентом.

Они с Мариной поженились. Я еще успела до отъезда побывать у них свидетелем на свадьбе. Они только долго не могли решить, с чьей именно стороны свидетелем я буду. Марина ушла из школы, ведет домашнее хозяйство и совершенно счастлива. Скоро у нее должен родиться малыш.

Между прочим – вы только не смейтесь – у меня тоже. Врачи обещают девочку. Интересно, они с Марининой дочкой тоже будут похожи?

Валентин Сергеевич Волковицкий отложил прочитанные бумаги, откинулся на спинку кресла, потянулся. За окном переливалось солнечными бликами Женевское озеро. Где-то в квартире Арина звенела посудой. Хорошо... Из Москвы сегодня пришли исключительно обнадеживающие известия. Расчеты себя оправдывали. Жизнь продолжалась.