Юрий Андреев - Республика самбо

Девушки за занавеской завозились, засмеялись, зашептались.

— Смотри-ка, во сне бредят, а главное — все до одной! — с ужасом сказал Сергей.

— Ну ладно, ладно, расшумелись там, кавалеров почуяли! — прикрикнула Полина. — Спать живо!

Она положила в миски чего-то ароматного, забытого, как воспоминания нежного детства. Самбисты попробовали: «Братцы! Ведь это картошка! Ура!» Быстро были очищены миски.

— Поленька! Еще по одной!

— Варвары! Вы моих девчат без еды оставите! Девушки между тем, одевшись, подошли и чинно сели за стол напротив самбистов.

— Скажите, девушки, подружке вашей…

— Отдай им, Полина, что с такими настырными сделаешь!

Самбисты поели и еще больше развеселились.

— Садитесь с нами, девушки, будем песни петь! Эх, сюда бы Валькин аккордеон!

— Что вы, сумасшедшие! На ночь-то глядя…

— Ладно, сегодня не хотите, завтра специально с музыкой придем, тогда никуда не денетесь.

Антон подсел к Полине, обнял ее за плечи и вкрадчиво спросил:

— Поленька, а много у вас картошки?

Полина рассмеялась.

— Я-то думала, он мной интересуется, а он про картошку.

— Нет, ты скажи: мы работали?

— Ну, работали.

— Заработали?

— Так ведь уговорились — будете до конца бесплатно получать по пять литров молока и полкило творогу каждый день.

— Поленька! — Антон вложил в голос всю силу убеждения и еще нежней обнял девушку. — Бог с ним, с молоком. Мы за него деньги платить будем. Вы нам картошечки дайте!

Сергей подсел с другого бока к Полине, тоже обнял ее и сказал проникновенно:

— Душа картошки требует, Поля! Душа — понимаешь такое слово?

— Что вы со мной, разбойники, делаете? Ну разве я могу устоять? Грех ведь на себя возьму: обещала продать вашему начальнику, как же я теперь?

— Поля! Подвысоцкий один, а нас пятеро! Подвысоцкий на вас не работал, а мы работали. Поля! где же справедливость?

— Ну как, девчата? Что с ними сделаешь?

Женька, Кирилл и Валька обошли стол и подсели к девушкам.

— Милые, не погубите!

— Ох, Поля! Видно, уж такая судьба наша женская — мужчинам уступать. Отдай им эту картошку.

— Ну, ладно. Пропадай моя головушка! Берите — вон там мешок в углу.

— Ура! — закричали самбисты. — Да здравствует колхоз «Ярославец» и его молочная ферма!

— Тише! Коров напугаете!

— И правда, ребята, пора идти, пока еще дойдем, и девушкам спать нужно. Счастливо, девушки! Приходите, к нам в гости, — сказал Антон.

Самбисты подхватили мешок с картошкой.

— Значит, Поленька, за молоко мы платим, а творожок-то бесплатно? — Антон задержал ее твердую маленькую ладонь в своих руках.

— Ишь ты, Медведь Иванович, не потерял головы от радости! Ну иди, иди, как-нибудь не обидим!

Через полчаса самбисты с тяжелой ношей, которую они передавали от переднего к заднему по ходу цепочки, подходили к своим владениям.

ИЗ ПИСЬМА АНТОНА ЖГУТОВА

«…Как видишь, мы тоже живем неплохо, хотя может быть, не так интересно, как вы. Что рассказать тебе еще?

Вот: хочешь — смейся, хочешь — плачь, но я здесь придумал стихи, да еще в таком размере, в каком никогда раньше не писал, просто они сложились сами собой, как будто я их знал когда-то, а сейчас лишь вспомнил. Слушай:

Из единиц слагаются десятки, А сумма десяти десятков — сотня. Слагаясь, сотни тысячу составят, И создается миллион из тысяч! Теперь тебе, конечно, ясно, отрок, Каких невиданных размеров башню Воздвигнешь, если будешь непрестанно Кирпич за кирпичом вносить в постройку В течение всей жизни ежедневно. Вот тебе на прощание «кирпичные» строки.

Крепко-крепко тебя целую!»

Понедельник как начался, так и пошел через пень колоду. Дежурный Женька проспал, и все проснулись без четверти девять, тут уж не до завтрака, успеть бы помыться. Во время занятий Корженевич сначала удивился, затем разозлился:

— Что вы, елы-палы, мухоморов объелись, что ли? Быстро встряхнитесь, иначе сегодня же устрою дополнительный урок! Самбисты кое-как подтянулись, но, когда началась борьба, они до того плохо боролись, что Глеб в сердцах плюнул и прекратил практические занятия. Кое-как отсидели они лекцию, но когда Корженевич раздраженно удалился, ни один не пошел на ГТО: ни Антон к штанге, ни Кирилл к беговой дорожке. Они лежали, и никто ничего не говорил. Сергей сказал наконец, ни к кому де обращаясь:

— Эхма, не завтракали, так хоть бы пообедать…

Женька, у которого болели руки и ноги, лежал, раскинувшись на траве, и молчал.

— А? Женька? — спросил Сергей.

— Отстань ты! — огрызнулся Женька.

— Что?!

— Что слышал!

Антон сел и посмотрел на него.

— Вот как? Ну, что ж, деточка мамина, нутряной демократ, как до дела, так в кусты? Ладно, я за тебя сготовлю. Отдыхай, наша радость, отдыхай.

Он встал и пошел к столовому сарайчику.

— Нехорошо, Женька, правда, нехорошо, — сказал Кирилл.

— Идите вы все, пристали! — крикнул Женька, вскочил, подбежал к удочкам, перебросил их через плечо, схватил банку с червями и бегом пустился к плотику.

— Куда ты, чудак? — закричал ему вслед Кирилл. — Сейчас не клюет, к обеду не успеешь наловить!

Женька на бегу только отмахнулся.

— Нрав он показал, а дела не сделал. Придется так: кинем жребий, кому за молоком идти, а остальные начистят побольше картошки, — сказал Антон.

Жребий пал на Сергея. Он спел трагическим голосом: «О жалкий жребий мой!» — и поплелся с ведром в руках в дальнюю дорогу. Примерно на полпути он догнал Подвысоцкого. Василий Ефремович выругал самбистов за неявку на урок.

— Разленились небось за вчерашний выходной! Передай, чтоб этот прогул был последним!

— Передам, Василий Ефремович, обязательно передам! — заверил Смородинцев. — А вы куда идете?

— Да мне доярки обещали продать молодой картошки, а то все каша да макароны, макароны да каша, надоело, понимаешь.

Сергею вдруг стало как-то неуютно, но он бодрым голосом сказал:

— Да, вам можно только позавидовать, Василий Ефремович, подумать только: молодая картошка! — и, помолчав, добавил: — Вы меня извините, я пойду быстрей, меня ребята ждут.

— Иди, иди! И чтоб больше не прогуливать!

Сергей прибавил шагу и за ближайшим поворотом побежал изо всех сил, куда девалась вялость! Запыхавшись, он подлетел к Полине:

— Душечка! Милая! Отпусти-ка меня побыстрей, там сзади Подвысоцкий идет, мне почему-то не хочется с ним тут встречаться!

— Ах прохвост! — Полина рассмеялась. — Вот уж по пословице: чует кошка, чье мясо съела!

— Чует, Поленька, чует! Наливай быстрей, роднуша!

Он встретился с Подвысоцким у входа на ферму, вежливо с ним попрощался и опять понесся что было духу, но успел еще, однако, расслышать гневно загремевший голос Василия Ефремовича. Домой он добрался, расплескав изрядную часть молока. В кастрюле уже варилась картошка. Женьки с рыбой не было. Его прождали до четырех, но голод не тетка, да и надежда на уху была уже потеряна, поели картошки с молоком. Женька прибрел без четверти пять с маленькой связкой рыбы, едва держась на ногах от усталости, и только успел выпить кружку молока, как явился Глеб.