Эйнар Кристьянссон - Письмо в ящике стола

Я знал Хадля Хельгасона еще молодым. Он был небольшого роста, с миловидным, женственным лицом. Лишь решительные манеры и деловитая целеустремленность могли бы возместить этот недостаток. Но он, напротив, отличался нерасторопностью, был робок и уступчив. При этом он был далеко не глуп, предупредителен, терпелив и достаточно надежен.

Потом мы встретились, когда он, уже солидный отец семейства, жил в маленьком городке и работал бухгалтером в филиале торговой фирмы «Юхансен и Даль».

В конторе, кроме него, никого не было.

– Ты что, один здесь работаешь? – спросил я, поздоровавшись.

– Нет, к сожалению, – ответил он, и в голосе его послышалась досада. – Видишь роскошный стол с креслом? За ним восседает директор конторы, когда бывает здесь. Λ я вынужден довольствоваться этой рухлядью и, между прочим, работать за двоих. Ты только взгляни на мой стул. Пружины того и гляди вопьются в задницу. Но считается, что для конторщика это более чем прекрасно.

– А что за человек твой директор? – спросил я.

– Важная птица, если говорить коротко. Никогда в жизни не знал трудной работы, ходит всегда в отутюженном костюме, в котелке, словно только что с похорон. Все манерничает, никакая сила не заставит его отнести домой бидон с молоком или сверток с рыбой. Каждый день он является сюда лишь для того, чтобы разнести меня в пух и прах из-за каких-то дурацких мелочей. Честно говоря, я уже устал быть под началом у этого человека.

– А почему бы тебе не сменить работу? – спросил я.

– В этом городишке не такой уж большой выбор. Но директору не следует забываться. Я не намерен терпеть до бесконечности, придется мне кое-что предпринять. У меня есть для него один сюрприз.

Выдвинув ящик письменного стола, Хадль Хельгасон извлек оттуда письмо, тщательно запрятанное под ворохом бумаг. Он развернул это письмо и с выражением прочел:

«Господин директор!

Имею честь уведомить Вас, что я больше не намерен работать под Вашим началом. Позорно низкая заработная плата, которую я у Вас получаю, не обеспечивает сносного существования моей семье и остается без изменений, несмотря на рост дороговизны и объем работы, превышающий обычную нагрузку.

Мне надоели Ваши ежедневные несправедливые упреки, надоело, что Вы в своем самодовольстве, высокомерии и невоспитанности позволяете себе бестактно обращаться со мной. А посему я немедленно отказываюсь от своей унизительной должности.

Сообщаю Вам об этом без малейшего сожаления.

Кончив читать, он с гордостью и удовлетворением взглянул на меня:

– Ну как?

– Решительно не к чему придраться, – ответил я.

– Предвкушаю, как этот невежа будет читать мое письмо. И похоже, произойдет это довольно скоро. Я не намерен долго терпеть.

С этими словами Хадль Хельгасон сложил письмо и бережно спрятал его поглубже в ящик.

В эту минуту дверь конторы распахнулась. На пороге стоял директор – хорошо одетый, статный, но от него веяло холодом. Он в самом деле был красив и элегантен, и вид его внушал почтение. В нем чувствовалась некая зловещая сила, она заполняла всю комнату и действовала на нас угнетающе. Меня по крайней мере охватило непреодолимое чувство вины, будто совесть моя была нечиста перед людьми и перед богом. Он поздоровался таким тоном, каким обращаются к собаке: «Ну-ка, пшла отсюда!»

Потом уселся за свой стол и, грозно нахмурив брови, стал проверять счета и документы.

Я взглянул на Хадля Хельгасона; он струсил и приуныл, словно преступник перед судом.

Мы оба вздрогнули, когда в комнате грянул голос директора:

– Что это значит, черт возьми? Безобразие! Почему слово «сахар» написано через «о»?

– Что? Сахар? Я не заметил… – в замешательстве пробормотал Хадль Хельгасон.

– А не мешало бы заметить! Здесь же ясно написано: пятьсот килограммов «сахора». В жизни не встречал более бестолкового работника. Ты только взгляни сюда… читай. Прочесть-то можно, даже если пишешь с ошибками.

И директор сунул счет прямо под нос Хадлю Хельгасону. От неожиданности тот поперхнулся и растерянно пролепетал:

– Просто не понимаю, как же это могло получиться.

– А я о чем говорю… Я тоже не понимаю, как взрослый человек может допускать такие ошибки. Этот счет, вне всякого сомнения, следует переписать заново. Торговая фирма «Юхансен и Даль» не выпустит из своей конторы документ, похожий на сочинение двоечника в начальной школе. Пока я возглавляю эту контору, такому не бывать. Но перепишешь ты его в свое свободное время.

С этими словами директор швырнул документ на стол Хадля Хельгасона, а тот сидел совершенно убитый, даже говорить не мог.

Потом директор обратился ко мне, словно хотел еще раз убедиться в своем могуществе.

– Вы по какому делу?

– Я… Я зашел просто так, хотел повидать Хадля Хельгасона. Мы с ним приятели.

– Вон оно что… приятели, значит, – сказал директор, которому такое объяснение, видимо, показалось довольно дерзким. – На его месте я бы принимал своих гостей у себя дома, а не в конторе фирмы, – прибавил он.

– Да-да, знаю. Прошу прощения, если помешал. Впрочем, я был здесь недолго и больше вас не обеспокою, – сказал я и поднялся.

Быстро попрощавшись с Хадлем Хельгасоном, я с облегчением вышел на улицу.

Прошло тринадцать лет, и вот я снова оказался в тех краях. За эти годы я ничего не слыхал о Хадле Хельгасоне и почти позабыл о своем приятеле. Когда же мне на глаза попалась вывеска «Торговая фирма Юхансен и Даль», в моей памяти ожила наша последняя встреча. Наверняка он куда-нибудь перебрался отсюда, сбросив иго Юхансена и Даля. Однако из интереса я спросил у одного знакомого, не знает ли он чего-нибудь про человека по имени Хадль Хельгасон, который раньше жил в этом горшке.

– Наверное, это тот самый Хадль, который работает в конторе «Юхансен и Даль»? Сколько я его помню, он всегда там работал. Контора напротив. Там можно его повидать. Он всегда на месте.

– Как же так?… Впрочем, если подумать… А директор тоже там?

– Нет, вряд ли. Раньше одиннадцати его не бывает.

– Ага. В таком случае надо заглянуть туда.

Признаюсь, мне действительно было любопытно узнать, как теперь обстоят дела в конторе, Должно быть, в жизни Хадля Хельгасона и в обращении с ним произошли значительные перемены, если он по сей день работал там.

И теперь, спустя тринадцать лет, Хадль Хельгасон все еще сидел в этой конторе… за тем же столом, на том же стуле. Он совсем поседел, исхудал, зрение у него ослабло. Но он оставался миловидным, как в юности, хотя на лице его застыло горькое выражег. не, присущее людям, с которыми жизнь обошлась круто.

– Значит, ты так здесь и застрял, – начал я, когда мы поздоровались. – Я слышал, ты вс з эти годы продолжал тут работать, небось совсем замшел в своей конторе.