Андрей Геласимов - Дом на Озерной

Юрка представил себе Ежа с учебной болванкой в руке, своих бывших приятелей, и сколько они там будут стоять вокруг него, думая – уходить им или оставаться. Он представил себе все это и засмеялся.

– Ну вот, – одобрительно хмыкнул Муродали. – Теперь и ты знаешь, что такое несимметричный ответ на внешнюю агрессию.

Домой на Озерную Тетерина привез Михаил Семеныч. Это получилось не из-за того, что он так полюбил своего спасителя, а из-за грибов. Михаилу Семенычу позарез потребовалось отведать грибов Галины Семеновны.

До этого они несколько часов просидели в ресторане, где Тетерин вначале отнекивался, но потом все же начал пить водку. Михаил Семеныч подливал ему за двоих, поскольку сам выпивать еще не мог, но очень хотелось. Вид пьянеющего Тетерина будил в нем теплые чувства, и временами ему казалось, что он пьянеет вместе с ним.

Преодолев с помощью трех больших рюмок первоначальное смущение, Тетерин заказал дорогущее блюдо из морепродуктов, поинтересовался – можно ли ему попробовать кальвадос, и, получив утвердительный ответ, признался, что мечтал об этом напитке еще с юности.

– У Ремарка про него читал… Эрих Мария… Вы понимаете, Михал Семеныч, это такая книга! Вот ведь где жизнь. А что мы? – он вздыхал и безнадежно тряс головой. – Прозябаем! Тоже мне – интеллигенция… А кальвадос – это же… Это понимать надо! Ремарк! Или нет, погодите… Может, Хемингуэй?.. Вы, случайно, не помните, кто из них писал про кальвадос?

– Не помню, – отвечал щедрый Михал Семеныч, которого слегка удивляли неожиданно пылкие монологи Тетерина.

Причина же этой пылкости крылась в том, что время незаметно подходило к вечеру и неприятный для Тетерина поход к чиновникам фонда явно откладывался. Сквозь уютную пелену опьянения до него еще доходили уколы совести, которые в трезвом состоянии наверняка были бы нестерпимы, однако теперь Тетерин даже с каким-то злорадством наблюдал за тем, как они вязнут в его мягкой, словно перина, алкогольной броне.

Избавившись от своих утренних угрызений, он по-детски радовался обретенной на сегодня свободе, успешно отгонял от себя липкие мысли о завтрашнем дне и о том, что идти все-таки придется, и все это время говорил, говорил, говорил…

Михаил Семеныч в конспективном, но все же очень эмоциональном порядке узнал о том, как прекрасно живется в большой семье, как чудесно иметь четырнадцатилетнюю дочь, и о том, что Иван Александрович со Степаном нашли в бане много денег.

– В бане? – переспросил он.

– И на чердаке, – с готовностью добавил Тетерин.

– Да, непростой вы народ… Ты, брат, закусывай, а то смотри, как тебя развезло.

Но Тетерин настаивал на том, что его не развезло и что он не такое видал, а грибы у Галины Семеновны много лучше.

Именно из-за этой реплики Михал Семеныч лично повез Тетерина домой на Озерную. В своем ресторане он верил только в свои грибы.

– Да не поверю я, – бормотал он, усаживаясь в свой огромный сверкающий внедорожник. – У меня повар в Париже учился.

– Какие у них там, в Париже, грибы, – резонно парировал Тетерин, устраиваясь на заднем сиденье. – Дрянь одна… наверное. Вот кальвадос – это да… Это они умеют…

На Озерной, однако, их приезд не произвел большого впечатления. Героем был Муродали, который, к абсолютной радости стариков, вернулся с Валей и Гулбахор домой из училища. Все были счастливы, много смеялись и замечали, что Юрка почему-то совсем не дичится ни Муродали, ни Гулбахор. От этого нового воссоединения всей семьи обитателям дома было так весело, что никто не обратил внимания на Томку, которая тихо вернулась из города и закрылась у себя в комнате. Стоя у темного окна, она всхлипывала, как обиженный ребенок, но никому не было до нее дела. Ей в одиночестве пришлось снова и снова переживать тот факт, что Юркины деньги пропали в чертовом автомате, и вытащить их оттуда было уже нельзя.

Вот в этот разношерстный, если можно так выразиться, в судьбе наших героев момент Тетерин поднялся на крыльцо веранды рука об руку с Михаилом Семеновичем.

– Знакомьтесь, – говорил он каждому, кто пробегал мимо. – Это тот самый Михал Семеныч… Который в казино… Предынсультное состояние…

Ему ужасно хотелось, чтобы родные, а главное – Мария, чтобы все они узнали, что он не просто так провалил операцию в казино, что он исполнял свой долг и что вообще он классный врач, а не какая-нибудь там фитюлька.

– Я же с одного взгляда определил, – бормотал он, но его никто не слушал.

– Ну что, брат? – похлопал его по спине Михаил Семеныч. – Хорошо, говоришь, в большой семье жить? Где твои знаменитые грибочки?

– А! Сейчас будут, – вскинулся Тетерин и умчался искать тещу.

Михаилу Семеновичу было странно, что его никто не замечает. Он к этому не привык. Однако поняв, что виной тому общая незначительность Тетерина, который его сюда привел, он успокоился и незаметно присел на табурет. Его нисколько не задевала вопиющая скромность обстановки. Он приехал сюда, потому что был богат, а богатые люди любопытны. Они могут себе это позволить.

Через минуту Тетерин вынырнул из кухни. В руках у него была тарелка с маринованными грибами.

– Вот, сами попробуйте, – торжествующе объявил он, протягивая вилку своему гостю.

– Тетерин! – за спиной у него возникла Мария. – Ты сходил в этот фонд?

– Фонд? – переспросил он с глупым лицом. – Ты знаешь… Я вот Михал Семеныча привел…

Из неловкого положения его неожиданно выручила Катя. Она подбежала к нему с двумя рентгеновскими снимками в руках и закричала:

– Дядя Коля свои фотографии забыл!

– А что, разве он уехал? – удивился Тетерин.

– Уехал, уехал, – брезгливо поморщилась Мария. – Отец еще утром решил.

– Завтра в Благовещенск рейсов не будет, – сказала Галина Семеновна, поднося тарелочку с хлебом. – Вот и заторопились.

– Понятно, – протянул Тетерин и опустился на соседний с Михаилом Семеновичем табурет.

Отъезд Николая многое менял. По большому счету, он решал все проблемы Тетерина с личной ответственностью. Ему теперь не нужно было идти в фонд, и, успев внутренне просиять, он зачем-то посмотрел на снимки, которые сунула ему Катя. Взгляд этот был скорее механическим, рефлекторным, сугубо профессиональным движением, но оторваться от снимков Тетерин уже не смог.

– Слушайте, – пробормотал он. – У Николая же нога была сломана.

– Ну? – насторожилась Мария.

– А здесь на обоих снимках рука…

Тетерин поднял на жену совершенно растерянный взгляд. Лицо ее помертвело.

– Как рука? – проговорила она. – А мы ему все деньги отдали… И Димкины документы.

Николай не был самонадеянным человеком. Напротив, он старался во всех своих непростых начинаниях доверять обстоятельствам, рассматривая собственную роль всего лишь как вспомогательный фактор, пусть даже очень симпатичный ему самому. Этой похвальной во всех отношениях скромности он научился у швейцарского теннисиста Роджера Федерера, случайно посмотрев по телевизору фрагмент матча с его участием. Швейцарец иногда отбивал мяч в прыжке и спиной к сетке, то есть не глядя на половину корта соперника. Если бы он рассчитывал только на себя, он прыгал бы лицом к своему оппоненту, чтобы контролировать весь процесс, но он делал упругий шаг, легко взмывал в воздух, разворачивался уже почти над сеткой, как дельфин, а потом изящно бил по мячу, отправляя его себе за спину. И всегда попадал.