Дмитрий Липскеров - Последний сон разума

– Да! – вскричала в экстазе жена и попыталась было, забыв обо всем, отдаться Синичкину здесь же, закинув ему за талию тяжелую ногу, но он отстранил ее властно и сказал:

– Нужно кормить ребенка!..

Участковый вышел в ближайший супермаркет и купил детского питания для самых маленьких. Всяких баночек и коробочек лежало в его сумке множество, опять же памперсы и присыпки, и Володя заторопился домой, дабы накормить сына и сделать его жизнь комфортной.

Сына? – переспросил он себя, оставляя на снегу следы сорокового размера. И решительно подтвердил: – Сына!

– Значит, Семен Владимирович? – спросил он у жены, разгрузив покупки.

– Ага, – кивнула она и улыбнулась.

Синичкин смотрел на свою половину и с удивлением обнаруживал в ней перемены. Лицо разгладилось, морщинки лучились только возле глаз, все ее движения были плавны, словно лебединые, она ухаживала за ребенком, как будто только этим всю жизнь и занималась. Ловко надела на него памперс, ловко соорудила в бутылочке материнское молоко и сунула соску в алые губки.

– Синичкин?

– Синичкин.

– Ну, пойду я. На службу.

– Ага.

Анна Карловна даже не обернулась в его сторону, вся ребенком была поглощена. А обычно провожала его до самых дверей, шарф поправляла и проверяла блеск форменных сапог.

Синичкин решил не обижаться, так как стал отцом. Он вышел из подъезда и направился в отделение, отмечая, что побаливают ляжки. Должно быть, к перемене погоды. Надо попросить жену смазать их бабкиной мазью.

На работе участкового ждал сюрприз. В кругу сослуживцев в больничном обмундировании сидел лейтенант Карапетян и хлопал черными глазами.

– Сбежал? – вскричал Синичкин.

– Сбежал, урод! – подтвердил Погосян.

– А как же язык?

Карапетян открыл рот, и из него вывалилось что-то длинное, синее, с багровыми пятнами.

– Иу-аыыаеио, – провыл он.

– Пришили, – прокомментировал Зубов, лузгая семечками на пол.

– А что сбежал? – спросил Синичкин.

– Посленаркозовая тряска! – пояснил майор. – Это когда человек после наркоза себя не осознает и торопится куда-то идти. Тут сестры не уследили! Бумагу накатаем на госпиталь! Все карьеристами стали!

– Уаиииуы, – подтвердил Карапетян, быстро задышал и опять высунул язык, словно собака.

– Вези его, Зубов, обратно в госпиталь! – распорядился Погосян. – И наори там на всех!

– В таких погонах? Плевать там на старшину хотели!

– Фиг с тобой! – сжалился майор. – Надевай прапорщика!

– Есть! – вытянулся Зубов.

Обладатель русской жены подхватил лейтенанта под мышки и потащил на выход. Тот не сопротивлялся, лишь постанывал.

– Наркоз отходит, – пояснил командир.

– А мы ребеночка из детдома взяли, – зачем-то сказал Синичкин.

– Да что ты! – обрадовался Погосян. – Поздравляю! Ай, молодца!

– Маленький такой!..

Володя раздвинул руки на расстояние полуметра.

– Вот такой!

– Ай, богатырь! – прицокнул армянин. – Мальчик?

– Так точно.

– Имя дали?

– В честь деда моего. Семеном назвали.

– Это хорошо, что в честь деда! Наши предки живут в наших потомках!

Погосян сказал это и вдруг загрустил. Синичкин увидел его грусть сразу и спросил, про что она.

– Сколько детишек сегодня поубивали! – прослезился майор. – Надо ворон этих выводить! Средство наверняка какое-нибудь существует!

И тут Володя Синичкин понял, откуда взялся его младенец. Как будто пронзило его! Мальчишка – из тех, кого сегодня порвали на кусочки вороны. Каким-то неведомым чудом ему удалось спастись! Но каким образом он преодолел голым по снегу почти километр?! Ведь грудной мальчишка!

– Ультразвук на них воздействует! – продолжал майор, потирая волосатой рукой глаза. – Такие установки, сигналы испускают особые, которые человек не слышит, а всякая другая тварь с ума от них сходит!

Синичкин не отвечал командиру, а думал, что вот такой у него сынок появился, из икры выродившийся, учеными отложенной!

– Фу, гадость! – поморщился Володя, но тут вспомнил улыбающееся лицо мальчишки и решил, что это совсем не гадость.

– Согласен с тобой! – поддержал Погосян. – Всех бы этих тварей в костер, чтобы мясом их паленым надышаться!.. Ну да ладно, что с делом Ильясова?

Честно говоря, Синичкин совсем забыл об Ильясове, да и не хотелось ему вспоминать о татарине вовсе, так как в жизни объявились новые подробности, вытесняющие рутинные дела.

– Я же говорил, что не следователь, – заныл капитан.

– А как же интуиция?

– Что-то замолчала… А может, Ильясов все симулировал? – предположил Володя. – Инсценировал все, а сам куда-нибудь скрылся?

– Куда? – поинтересовался Погосян.

– Может быть, действительно в Крым?

– Без уха и ноги, – съязвил начальник. – И зачем ему это? Квартиру бросать, любимую работу?

– Не следователь я, – повторил Синичкин.

– Опроси еще раз соседей! Я думаю, что преступление в квартире произошло, как-никак все стены в крови! Еще раз жилплощадь обследуй, может, чего найдешь!

Синичкин покивал головой, подумал о том, что ноги еще больше заболели, и посмотрел в глаза Погосяна с мольбой, мысленно прося, чтобы тот его отпустил домой.

– Знаешь что, – решил армянин. – Ступай-ка ты домой! Выглядишь плохо!.. Тем более что ребенка усыновил, жене надо помогать на первых порах!.. Иди…

Синичкин бы поцеловал Погосяна в самые губы за способность чувствовать ближнего, но вместо этого шепотом выразил признательность и через двадцать секунд отбыл из отделения, чтобы побыстрее прибыть домой…

Анна Карловна, жена Владимира Синичкина, вовсе не была немкой по происхождению. А была она самой что ни на есть русской женщиной в таком-то поколении, причем поколения все были сплошь военные и лишь отец ее, Карл Иванович, по фамилии Вилов, пошел по милицей-ской части и дослужился до генерала.

Надо отметить, что не один Синичкин считал семейство Виловых немцами. Такого мнения были и многие служащие Министерства внутренних дел. А все потому, что имя генерала было совершенно немецким.

Вначале из-за своего имени Карлу Вилову карьера давалась с трудом, он целых пять лет после училища ходил в младших лейтенантах, уверяя всех , что не немец, что фамилия у него русская! Все кивали в ответ, но предполагали, что именно фамилия и претерпела изменения и была какой-нибудь типа Виллер или Вильке.

А потом Карлу Вилову пришла в голову чудесная идея, и он на собрании объявил своего деда соратником Карла Либкнехта и самого Тельмана и сообщил, что именно в честь первого его и нарекли немецким именем. В конце речи он поднял кулак к небу и произнес: «Рот Фронт!»

Через месяц Карл Иванович Вилов стал капитаном.

На самом деле ничего этого не было. А имя «Карл» произошло в русской семье вот как.