Дмитрий Липскеров - Сорок лет Чанчжоэ

Джером продолжал сидеть на кровати Герани, отвернувшись в сторону окна.

– Эй, Бибиков, у тебя чего-нибудь болит? – спросил Чириков.

– Горло, – просипел Гераня.

– Но раны-то нету… Просто кровь… Может, из носа?

– Я, пожалуй, пойду, – безразличным голосом сообщил Джером и встал. Звякнула бутылка, задетая его ногой. Она по-предательски выкатилась из-под кровати, сочась капельками куриной крови из горлышка.

– Та-а-к!.. – протянул Чириков. – Так-ак…

– Умираю, – прошептал Бибиков, ничего не замечая вокруг. – Последняя минута настала…

– Пошел я, – еще раз сообщил Джером.

– Погоди! – Чириков схватил его за руку. – Не стони! – рыкнул он Геране. – Не сдохнешь ты! Не резал он тебе горло! Видишь – бутылка на полу!

Бибиков покрутил глазными яблоками. Он глянул сначала на пол, потом на Джерома, туго соображая.

– Ну, теперь понял?

Гераня ощупал свое горло и грудь, затем ноги, мокрые от мочи.

– Он же тебя просто вымазал в крови! Ничего он тебе не резал! Теперь-то ты понял?!

– Ну, чего схватился? – спросил Джером Чирикова, выдергивая руку.

– Тебе конец, Ренатов! – с сожалением отметил долговязый подросток. – Сейчас он придет в себя и тогда… Не завидую тебе…

– Так, значит, я не умру? – с надеждой в голосе спросил Гераня.

Джером хмыкнул. Чириков отпустил его руку и сел на свою кровать, с любопытством ожидая продолжения.

– Значит, говоришь, он меня вымазал кровью?

– Вымазал, – подтвердил Чириков. – Как дважды два…

И тут Гераня заревел, как бешеный медведь. Он вскочил с кровати, оскалив пасть, сжал кулаки и прыгнул на Джерома.

– Да я тебя, падла!.. – ревел он, осыпая голову мальчика ударами. – Я тебе, куриная потрошина, киш-ки выпущу и на шею намотаю!..

Избивая Джерома, Бибиков брызгал слюной, выплевывая ругательства, а Чириков воодушевленно наблю-дал за этой картиной, изредка вскрикивая:

– Тише, ребята, тише!

– Бибиков, миленький!!! – визжал Джером. – Пожалей меня, родной! Я для тебя все сделаю!.. Пожа-ле-е-й!..

– Тише, ребята, тише!..

Тут дверь в комнату отворилась. На пороге спальни стоял г-н Теплый в измятой пижаме и с метровой линей-кой в руках…

– Это – конец", – подумал Джером.

Г-н Теплый, будучи молодым человеком, закончил один из славнейших университетов Европы и считался в свои годы передовым представителем молодежи.

Получив степень магистра филологии и являясь знатоком России, он свободно мог получить отличное место при Венском университете и читать студентам лекции о таинствах российской души. Ему также предлагали стать специалистом по России при японском императоре и переводчиком при герцоге Эдинбургском. Но от всего этого молодой человек отказался, примкнув к мистической секте под названием – Око". Поговаривали, что это секта сатанистов, что на ее собраниях происходит нечто ужасное, вплоть до поедания органов, извлеченных из трупов, дабы продлить себе исизнь. Но слухи есть слухи… На самом деле никто доказательно не ведал о происходящем в секте. Ни одна душа своими глазами не видела разделанных трупов. Впрочем, чтобы вокруг – Ока" не возникало нездорового ажиотажа, австрийские власти попросили сектантов выбрать место дислокации в какой-нибудь другой стране, определили им на выезд двадцать четыре часа и дали понять, что если сатанисты не уберутся, их ожидает тюремная камера.

Члены секты перебрались в Германию, где на вокзале им вручили листок с уведомлением, что они элементы крайне нежелательные в стране, и – Око" транзитом перебралось в Венгрию. На таможенном посту мадьяр сектантов жестоко избили прикладами ружей. Особенно досталось Теплому. Молодой человек шесть месяцев пролежал в госпитале, а на его голове на всю жизнь осталась вмятина.

После излечения славист пытался найти своих единомышленников, но следы местопребывания – Ока" как в воду канули. Теплый решил было воспользоваться вакансиями, предложенными ранее, но в Венском университете ему отказали под тем предлогом, что все сроки ожидания вышли и место уже занято другим русоведом. Японский император прислал Теплому маленький ножичек для разделки мяса, с азиатской ухищренностью намекая слависту, что его дело быть мясником, а не консультантом при императоре. От герцога Эдинбургского ответа не было вовсе.

Теплый решил было вернуться на родину и попытать счастья устроиться при какой-нибудь университете, хотя бы в Казани. Но оказалось, что Россия изобилует знатоками русской филологии, надобность еще в одном отсутствовала, и, чтобы не умереть с голоду, сатанист Теплый согласился на место учителя в чанчжоэйском Интернате для детей-сирот имени Графа Оплаксина, павшего в боях за собственную совесть.

Не имея средств, Теплый обосновал себе крохотную квартирку в самом интернате и на досуге занимался расшифровкой всяких замысловатых надписей, из-за злобности оставленных далекими и близкими предками, подрабатывая этим себе на жизнь.

Его способности к решению самых трудных ребусов проявились еще в больнице, когда он заживлял пробитый череп и маялся скукой. Как-то, пролистывая газеты, он наткнулся на статью известного археолога Беркгауза, нашедшего в Африке следы древнейшего народа, процветавшего четыре тысячи лет назад и владевшего письменностью. 06 этом говорила неболыпих размеров гранитная плита с начертанными на ней символами. В статье Беркгауз сообщал, что ему не удалось найти ключа к расшифровке надписи, но он не теряет стремления, в самом ближайшем будущем надеясь найти разгадку. А еще в газете был помещен фотографический снимок той самой плиты, найденной в саванне, с хорошо пропечатавшимися символами.

Поскольку никаких развлечений в больнице не было, Теплый употребил все ленивое время на расшифровку африканской надписи, выписав для этого всю необходимую литературу из букинистического магазина, и через месяц ему это удалось. Он тут же в восторге отписал десятистраничное письмо Беркгаузу, в котором привел перевод надписи и систему ее расшифровки. Африканская надпись гласила: – Я любил тебя, как Бог Дьявола". К расшифровке Теплый приложил убедительные доказательства, что гранитные начертания относятся к более позднему периоду, приблизительно двести лет до нашей эры, а сама плита с надписями на ней вовсе не принадлежит древнему африканскому народу, а привезена на континент еврейскими поселенцами. Таким об-разом, открытие теряет свою заявленную ценность.

Через месяц Теплый получил письмо от археолога, в котором тот в грубой форме просил молодого невежду не лезть своим свиным рылом в царские покои классической мысли.

– Кретин! – писал Беркгауз. – Если ты еще раз пришлешь мне карюли со своими глупостями, я отправлю тебя в самую вонючую тюрьму Пакистана, где тебе в уши будут засовывать ядовитых пауков!"