Дмитрий Липскеров - Сорок лет Чанчжоэ

Генрих Шаллер не тяготел ни к какому делу. Он напрочь был лишен каких-либо деловых интересов. Он частенько думал над этим, но никогда не расстраивался, приходя к выводу, что его основная способность – быть просто человеком, никому не мешающим жить, не слишком много требующим от бытия. Ведь это тоже способность – спокойно довольствоваться тем, что дадено Богом: никому не завидовать и спать спокойно, видя во сне благопристойные сны.

Впрочем, в жизни Генриха Шаллера были две страсти – неординарно мыслить и заниматься поднятием тяжестей.

Свою физическую силу Генрих осознал еще в детстве, когда произошло знаменитое чанчжоэйское землетрясение. В два часа пополудни двумя мощнейшими толчками была разрушена половина города. Как карточный домик, рухнул и дом Шаллеров, сложившись стенами внутрь. Тринадцатилетний Генрих в этот момент находился на огороде в лопухах, лежал на зеленых листьях, сосал травинку и под слепящим солнцем предавался мечтаниям, сменяющимся, как картинки в калейдоскопе. После первого толчка он успел вскочить на ноги и отчетливо увидел, как обвалилось родимое жилище, с шумом погребая под собою его родителей.

В отчаянном порые мальчик рванулся к руинам, почему-то чувствуя запах гречневой каши и бараньих котлет. Он некоторое время стоял как вкопанный и смотрел на оседающую пыль. В этот момент тряхнуло второй раз. Под ногами Генриха прокатилась волна, раздался отчаянный грохот, и из-под обломков дома выскользнуло нежное пламя, облизывающее руины.

– Сынок!.. – услышал Генрих далекий голос. – Отойди подальше, родной!..

Мальчик присел на корточки и огляделся. Из-под огромного куска стены на него смотрели глаза матери. Лицо ее было мертвенно-бледным, без единого повреждения.

– Так бывает, – проговорила мать чуть слышно. – Ты не расстраивайся.

– А что это было, мам? – спросил Генрих.

– Землетрясение.

– А где папа?

– Папа в доме.

– А почему котлетами пахнет?

– Я приготовила на обед бараньи котлеты, твои любимые.

– И гречневую кашу?

У матери иссякали силы, и она лишь моргнула глазами.

– Мам, там огонь горит, – сказал мальчик и показал рукой на разгорающееся пламя. – Давай я помогу тебе вылезти.

– Не подходи! – в отчаянии заговорила мать. – Не подходи! Лучше пойди к Крутицким и позови кого-нибудь на помощь.

– Да что ты, мам. Я сам тебе помогу. У Крутицких тоже дом развалился, видишь, дым валит.

Генрих подошел к обломку стены и взялся руками за ее края. Он явно ощущал на лодыжках горячее дыхание матери.

Господи, дай мне сил, попросил мальчик и напряг мышцы. Он почувствовал, как от напряжения ногти врезаются в крошащийся кирпич, как трещат суставы в коленях и сердце колотится в висках. Интересно, в какой комнате отец? – подумал Генрих и еще более напрягся, так что мочевой пузырь не выдержал и горячая струя потекла сквозь брючину… Стена поддалась. Он мало-помалу приподнимал ее, придерживая коленями, а затем подпирая грудью, пока кирпичная кладка не встала на попа…

Мальчик выволок из-под обломков мать и потащил ее за влажные подмышки к лопухам. Все ее тело, от ребер до ступней ног, было расплюснуто и превратилось в кровавое месиво из переломанных костей и разодранной плоти.

Генрих широко открытыми глазами смотрел на то, что осталось от его матери, и ловил себя на мысли, что бараньи котлеты отныне станут самым ненавистным ему блюдом.

– Зря ты на меня смотришь, такую… – сказала мать.

Из ее рта вытекла струйка крови, и она испустила дух.

Генрих заплакал. Он понимал, что мать умерла, что у него не хватит уже сил, чтобы откопать отца, а оттого слезы текли водопадом и вся неподготовленная душа скулила от первого горя.

Он отполз от матери и, заглядывая под обломки, сквозь рыдания стал звать:

– Иван Францевич!.. Папа!.. Пожалуйста!..

Отец не отзывался, и Генрих потерял сознание…

От двух толчков Генрих Шаллер потерял родителей и родной дом, но зато осознал свою природную способность к поднятию тяжестей.

В доме дяди, тоже Шаллера, брата отца, Генрих начал развивать физическую силу.

Он поднимал все тяжелые предметы, попадающиеся ему под руку, – от увесистых деревянных брусков до чугунных тисков, стоящих в мастерской дяди.

– Расти не будешь, – предупреждал дядя.

– Ничего, вырасту, – отвечал Генрих, поднимая чугун над головой.

Мышцы подростка наливались яблочной крепостью, грудная клетка раздавалась вширь, растягивая рубашки до треска, а плечи становились покатыми.

Первые свои гири Генрих приобрел, когда ему исполнилось шестнадцать лет. В Чанчжоэ приехал цирк-шапито, в котором гвоздем программы был известный силач Дима Димов, способный удержать на своих плечах восьмерых взрослых мужчин.

– Нужны ежедневные тренировки! – говорил мальчику Димов. – По определенной системе.

– А вы не подскажете мне эту систему? – спросил Генрих, с восхищением разглядывая гору мышц, которыми то и дело поигрывал силач.

– Три рубля, – ответил Димов.

На следующий день ученик принес учителю деньги и получил несколько рукописных листов с неуклюжими картинками, из описания которых следовало, как именно надо тренировать тело.

– И бросьте, молодой человек, всякие свои деревянные чурки. Вес должен быть строго определенным и лучше всего заключаться в металле, а не в дереве. Чтобы вы видели, что боретесь с чугуном, а не с какой-то осиной! Поднимайте гири и штанги.

– У меня их нет, – ответил Генрих.

– Двенадцать рублей.

– За что?

– За две пудовые гири.

– За две гири – двенадцать рублей?! – удивился подросток.

– Это не просто гири – это гири Димы Димова, – пояснил артист и, что-то прикинув в уме, сказал: – Ладно, несите одиннадцать с полтиной… Дима Димов не какой-нибудь скупердяй. Дима Димов – самый сильный человек на этом полушарии, а оттого самый добрый.

– А кто самый сильный на том полушарии? – полюбопытствовал Генрих.

– А… – махнул рукой силач. – Джо Руперт… черномазый…

– И в чем его сила?

Дима Димов недовольно посмотрел на мальчика:

– Что вы все время задаете вопросы, молодой человек? В вашем возрасте нужно слушать то, что вам говорят, а не любопытствовать чрезмерно… Будете покупать гири?

– А нельзя ли чуть уступить в цене? – спросил Генрих, сконфузившись.

– Опять вопрос, – тяжело вздохнул Димов. – Никак нельзя… Если только еще полтинничек сбавлю.

На следующий день Генрих купил у силача две пудовые гири. Он стал тренироваться каждый день, используя инструкции, написанные Димовым. В короткое время ноги юноши раздались, распираемые стальными мышцами, и при ходьбе терлись ляжками друг о друга. Через двадцать с лишним лет на эти ноги и обратила внимание Лизочка Мирова, пораженная их мощью.