Фланнери О'Коннор - Рассказы, не вошедшие в сборники

Мисс Виллертон была искренней сторонницей так называемого «фонетического искусства». Она утверждала, что слух при чтении не менее важен, чем зрение. Ей нравилось объяснять это следующим образом. «Глаз формирует картину, — рассказывала она группе Объединенных дочерей колоний, — которая может быть представлена в абстрактной форме, и успех литературного предприятия (мисс Виллертон любила это выражение — литературное предприятие) зависит от абстракции, созданной мышлением, и от качества звучания (мисс Виллертон также любила качество звучания), отмечаемого нашим ухом». Нечто резкое и отчетливое было в словах «Лот Мотэн подозвал свою собаку», и вместе с последующим «Собака навострила уши и подползла к нему на брюхе» такое вступление придавало абзацу необходимый посыл.

«Он потрепал животное за короткие щуплые уши и повалился вместе с ним в грязь». Может быть, подумала мисс Виллертон, тут получился перегиб. Но все же посчитала, что от издольщика вполне можно было ожидать того, что он повалится в грязь. Однажды она читала книгу, в которой такого типа люди поступали ничуть не лучше, а на протяжении трех четвертей романа еще и намного хуже. Люсия обнаружила его во время уборки в одном из ящиков бюро мисс Виллертон и, пролистав наугад, взяла двумя пальцами и бросила в печку. «Когда я убирала сегодня утром в твоем бюро, Вилли, я нашла одну книгу, которую, должно быть, в шутку подложил тебе Гарнер, — поведала она чуть позже. — Совершенно ужасную, но ты же знаешь Гарнера. Я ее сожгла. — И прибавила, хихикнув: — Я была уверена, что она не твоя». Мисс Виллертон была уверена, что книга не могла быть ничьей, кроме как ее, но заявить об этом постеснялась. Она заказывала книгу у издателя, потому что не хотела спрашивать в библиотеке. Стоимость с доставкой равнялась 3 долларам 75 центам, а она не успела прочитать последние четыре главы. Но, по крайней мере, углубилась в книгу достаточно, чтобы говорить, будто Лот Мотэн вполне мог сверзиться в грязь со своей собакой. Тут как раз и повод для глистов, думала она. «Лот Мотэн подозвал свою собаку. Собака навострила уши и подползла к нему на брюхе. Он потрепал животное за короткие щуплые уши и повалился вместе с ним в грязь».

Мисс Виллертон выпрямилась. Хорошо начало вышло. А теперь она распланирует, что будет дальше. Естественно, там должна быть женщина. И не исключено, что Лот сможет ее убить. От таких особ всегда одни неприятности. Она даже могла бы постоянно подначивать его на убийство своим распутством, а потом он скорее всего будет мучиться угрызениями совести.

В таком случае надо будет сделать его человеком принципиальным, но это-то как раз несложно. Как только это все увязать с романтической линией? Надо будет ввести несколько довольно жестоких натуралистичных сцен, даже садистских, как бывает в этом слое общества, она читала. Да, задачка. Но мисс Виллертон обожала такие задачки. Больше всего ей нравилось обдумывать сцены страсти, но когда приходилось их записывать, она всегда чувствовала себя неловко и переживала, что скажут в семье, прочитав это. Гарнер будет щелкать пальцами и подмигивать ей при каждом удобном случае, Берта посчитает, что она ужасна, а Люсия скажет своим глупым голоском: «Что ты скрываешь от нас, Вилли? Что ты скрываешь от нас?» — и, как обычно, захихикает. Но сейчас мисс Виллертон не могла об этом думать, ей надо было составить портреты своих героев.

Лот будет высоким, сутулым и худощавым, с грустными глазами, что сделает его похожим на джентльмена, несмотря на его красную шею и неловкие руки. У него будут ровные зубы и, как признак сильного характера, рыжие волосы. Одежда висит на нем как на вешалке, но он носит ее небрежно, словно вторую кожу. Может, подумала она, ему и не стоит валяться с собакой в грязи. Женщина будет более-менее привлекательной — с толстыми лодыжками, светловолосая, мутноглазая.

Она вынесет ему ужин из их лачуги, а он будет сидеть и есть комковатую овсянку, в которую она не догадалась положить соли, сидеть и думать о чем-то большом и далеком — о корове, о покрашенном доме, о чистом колодце, даже о своей собственной ферме. Женщина раскричится, что он принес мало дров, и будет жаловаться на боль в спине. Она сядет и уставится на него, пока он ест горькую кашу, и скажет, что он слабак, даже еды, мол, украсть не может.

— Ты просто жалкий попрошайка,— станет глумиться она. Он скажет ей, чтобы замолчала.

— Заткнись! — крикнет он. — Хватит с меня. Она издевательски закатит глаза и рассмеется:

— Да уж, так я прямо испугалась.

Тогда он оттолкнет свой стул и угрожающе надвинется на нее. Она схватит со стола нож — о чем она вообще думает, поразилась мисс Виллертон — и отступит назад, выставив перед собой лезвие. Он рванется к ней, но она отпрянет, как дикая кобылица. Их взгляды снова скрестятся — переполненные ненавистью, — и они отшатнутся друг от друга. Мисс Виллертон услышала, как снаружи по жестяной крыше стучат секунды. Он снова устремится к ней, но у нее уже будет наготове нож, который она мгновенно вонзит в него… Мисс Виллертон больше не могла этого вынести. Она с чудовищной силой ударила женщину сзади по голове. Нож выпал из ее рук, и туман увлек ее прочь из комнаты. Мисс Виллертон повернулась к Лоту.

— Позвольте предложить вам немного горячей каши, — сказала она.

Сходила к очагу и принесла чистую тарелку белой каши без комков, заправленной кусочком масла.

— Бог мой, спасибо, — сказал Лот и улыбнулся ей, показывая свои здоровые зубы. — Ты всегда знаешь, как сделать в самый раз. Слышь, — продолжил он, — я чего думаю, мы могли бы избавиться от этой арендаторской фермы. И у нас было бы местечко поприличней. Если мы попробуем в этом году заработать немного больше, сможем купить корову и начать выкарабкиваться. Представь себе, что это может значить, Вилли, просто представь себе.

Она села рядом с ним и положила руку ему на плечо.

— Мы сможем, — произнесла она, — мы напряжемся изо всех сил и весной сможем купить эту корову.

— Ты всегда знаешь, что я чувствую, Вилли, — сказал он, — и знала всегда.

И они еще долго сидели и думали о том, как хорошо они понимают друг друга.

— Доедай, — наконец проговорила она.

Закончив есть, он помог ей выгрести золу из очага, а потом в тот знойный июльский вечер они отправились мимо пастбища к ручью и говорили о доме, который у них когда-нибудь будет.

К концу марта, незадолго до начала сезона дождей, они успели столько, что даже не верилось. Весь прошлый месяц Лот каждое утро вставал в пять, а Вилли на час раньше, чтобы сделать всю работу, какую только возможно, пока стоит ясная погода. Через неделю, сказал Лот, скорее всего начнется дождь, и если они не успеют собрать урожай до этого, он будет потерян — как и все, чего они добились за последние месяцы. Они понимали, что это значило, — еще один год перебиваться лишь тем, что у них было в прошлом году. И к тому же на следующий год у них будет ребенок вместо коровы. Лоту все равно очень хотелось и корову тоже. «Чтобы прокормить детей, не так уж много и надо, — спорил он, — а корова как раз поможет его кормить». Но Вилли была непоколебима: корова появится позже, а у ребенка должно быть хорошее начало. В конце концов Лот согласился: «Может, у нас хватит и на них двоих», — и вышел взглянуть на свежевспаханную землю, словно мог подсчитать урожай по бороздам.