Фланнери О'Коннор - Рассказы, не вошедшие в сборники

— Ты вообще слушаешь, что тебе говорят? — завопила она. — Я не шучу. Если негр вошел туда, значит, он сам снимает квартиру. Не лезь к нему ни с какими вопросами и разговорами. Мне не нужны неприятности с черномазыми!

— Ты имеешь в виду, он собирается жить по соседству с тобой? — пролепетал Старый Дадли.

Дочь пожала плечами:

— Вероятно. — Потом добавила: — А ты занимайся своими делами. Держись от него подальше.

Именно так она сказала. Словно разговаривала с полным идиотом. И тогда он возмутился. Он уже открыл рот, но дочь сразу поняла, что он собирается сказать.

— Ты воспитывался иначе! — громовым голосом воскликнула она. — Ты не привык жить бок о бок с неграми, которые считают, что ничем не хуже тебя. По-твоему, я намерена якшаться с такими типами? Если ты думаешь, мне приятно общаться с ними, ты просто сумасшедший!

Старому Дадли пришлось промолчать, поскольку к горлу у него опять подкатил ком. Дочь вскинула голову и сказала, что они живут там, где могут себе позволить жить, и терпят все неудобства. Таким назидательным тоном! Потом замолчала и ушла прочь с высоко поднятой головой. Вот такая она. Вечно изображает праведницу: плечи расправлены, подбородок вздернут. Словно он совсем выжил из ума. Старый Дадли знал, что янки позволяют неграм входить в свои дома через передние двери и сидеть на своих диванах, но не предполагал, что его собственная дочь, воспитанная правильно, станет жить по соседству с черномазыми — да еще думать, что он настолько глуп, чтобы с ними водиться. Это он-то!

Старый Дадли встал и взял газету с другого кресла. Когда она снова войдет в комнату, он притворится, будто читает. Он не хотел, чтобы дочь стояла там и чувствовала себя обязанной придумать для него какое-нибудь занятие. Он глянул поверх газеты на окно напротив. Герань еще не выставили. Так сильно там еще никогда не запаздывали. В тот день, когда он увидел герань впервые, он сидел в этом самом кресле и вот так же смотрел на окно напротив, а потом взглянул на наручные часы, чтобы узнать, сколько времени прошло после завтрака. А когда снова поднял глаза, увидел герань. И испытал легкое потрясение. Старый Дадли не любил цветы, но эта герань не походила на цветок. Она походила на больного полиомиелитом сына Гризби и была цвета портьер, висевших в гостиной пансиона, а бумажный бантик на ней напоминал бант на выходном платье Лутиши. Лутиша любила украшать одежду разными ленточками. Как большинство негров, подумал Старый Дадли.

Дочь снова вошла в комнату. Он сделал вид, будто читает газету, когда она приблизилась.

— Могу я попросить тебя об одном одолжении? — спросила она.

Старый Дадли надеялся, что она не пошлет его снова в бакалейный магазин. В прошлый раз он заблудился. Все

дома здесь, покрытые серым налетом пыли, казались на одно лицо. Он кивнул.

— Спустись на третий этаж и попроси миссис Шмит дать мне на время выкройку, по которой она шьет рубашки для Джека.

Почему она не даст ему просто посидеть спокойно? Ведь ей совершенно не нужна выкройка рубашки.

— Хорошо, — сказал он. — Какой у нее номер квартиры?

— Десятый. В общем, прямо под нами, тремя этажами ниже.

Старый Дадли всегда боялся, что, когда он пойдет по беговой дорожке коридора, одна из дверей внезапно распахнется и какой-нибудь востроносый тип из тех, что сидят на оконных карнизах в одних подштанниках, грозно прорычит: «А ты что здесь делаешь?» Дверь в квартиру негра была открыта, и Старый Дадли увидел женщину, сидевшую в кресле у окна. «Янки черномазые», — пробормотал он. Женщина была в очках без оправы. Без очков все негры чувствуют себя раздетыми, подумал Старый Дадли. Он вспомнил очки Лутиши. Она накопила тринадцать долларов, чтобы купить их. Потом пошла к врачу проверить зрение и узнать, какие стекла заказывать. Врач заставил ее смотреть сквозь зеркало на картинки с изображением животных, а затем направил луч света ей в глаза и заглянул прямо в голову. А потом сказал, что ей не нужны очки. Лутиша так разозлилась, что три дня подряд сжигала маисовый хлеб, но в конечном счете все-таки купила очки в дешевом магазине. Они обошлись ей в один доллар девяносто восемь центов, и она носила их по выходным. «Да, негры такие», — хихикнул Старый Дадли. Он осознал, что говорит вслух, и испуганно прикрыл рот ладонью. Кто-нибудь из жильцов мог услышать.

Он начал спускаться по первому лестничному маршу, а когда свернул на второй, услышал внизу шаги. Он глянул через перила и увидел поднимающуюся навстречу женщину — толстую женщину в фартуке. Сверху она походила на миссис Бенсон, его прежнюю соседку. «Заговорит ли она со мной?» — подумал Старый Дадли. Между ними оставалось четыре ступеньки, и он бросил на нее быстрый взгляд, но она на него не смотрела. Когда они поравнялись, женщина на мгновение подняла глаза и холодно покосилась на него.

Потом прошла мимо. Она так и не произнесла ни слова. У Старого Дадли заныло под ложечкой.

Он спустился на четыре лестничных марша вместо трех. Потом поднялся обратно на один и нашел квартиру номер десять. Миссис Шмит сказала: «Хорошо, подождите минутку, сейчас я достану выкройку». Она послала к двери одного из своих сынишек с выкройкой. Мальчик ничего не сказал.

Старый Дадли пошел обратно наверх. Теперь помедленнее. Он сильно уставал, когда поднимался по лестнице. Он вообще постоянно чувствовал усталость. Раньше за него по всем делам бегал Рейби. У него была легкая бесшумная поступь. Он мог потихоньку забраться в любой курятник и утащить самого жирного цыпленка на жаркое — и курицы даже не пытались закудахтать, хотя все видели. И ходил он быстро. А Дадли вечно ползал как черепаха. Тучные люди вообще медлительны и нерасторопны. Он вспомнил, как однажды охотился с Рейби под Молтоном на куропаток. Они взяли с собой охотничьего пса, который мог отыскать в лесу выводок быстрее любого чистокровного пойнтера. Приносить охотнику подстреленную дичь он не умел, но неизменно находил куропаток, а потом намертво застывал в стойке, покуда вы целились в птиц. В тот раз пес сделал стойку и словно окаменел. «Видать, там большой выводок,— прошептал Рейби. — Он унюхал птиц». На ходу Старый Дадли медленно поднял ружье. Он шагал осторожно, поскольку землю сплошь устилала скользкая сосновая хвоя. Рейби шел враскачку, ступая по мягкому хвойному покрову с бессознательной, чисто животной ловкостью. Он посмотрел вперед и ускорил шаг. Старый Дадли одним глазом поглядывал вперед, а другим себе под ноги. Если вдруг начнется спуск, он заскользит вниз с риском здорово ушибиться при падении, а если вдруг начнется подъем, он опять-таки съедет вниз, только назад.

— Босс, давайте сегодня я постреляю, — предложил Рейби . — По понедельникам вы всегда еле шевелитесь. Коли вы навернетесь на склоне, то распугаете всех птичек, ненароком пальнув.