Владимир Качан - Юность Бабы-Яги

– Входи, входи, не стесняйся. Чего уж там. Сам пришел, теперь входи.

Саша нажал ручку и вошел.

Все то время, пока он шел через поляну к забору, потом по двору, подходил к двери и топтался там – за ним следил глазок видеокамеры, и не одной. А внутри дома, увидев сначала, кто стоит у ворот, пожилая женщина со следами былой красоты на лице неспешно подошла к зеркалу и с отвращением посмотрела на себя. «Да, изнурительная борьба со старостью, в которой заранее известно, кто одержит победу», – подумала она. Сейчас ее внешность могла бы вызвать у кого-то только сочувствие , а у нее самой – злость и депрессию. На щеке – бородавка с волосками, а бывший когда-то легкий девичий пушок на прелестном личике постепенно превратился в заметные усики и вполне мужскую темную щетинку. Ладно, есть же эпиляторы, но это потом… А чтоб побыстрее – бритва «Филипс». Ничего, еще не вечер! Еще погуляем! Еще потанцуем на балу! Будет сегодня у меня бал, да какой! Она быстро пошла в ванную приводить лицо в порядок. А по пути крикнула уже вошедшему Саше:

– Эй, путник! Располагайся. Бар видишь? Наливай себе, что хочешь. Я буду через 5 минут.

Саша оглядел комнату, точнее, холл. Белая мебель, белые кожаные диваны, цветы в вазонах, бар со стойкой. Он подошел, но из боковой двери вышел спортивный такой парень и несколько женственно произнес:

– Присаживайтесь, я вас обслужу.

Саша в растерянности сел.

– Водка, виски, коньяк? – осведомился спортивный парень с женскими манерами.

– Нет, что-нибудь полегче, если можно, – отозвался Саша, все оглядываясь.

– Пиво, чай, кофе, – продолжал парень оглашать меню.

– Холодный чай, если можно.

– Можно, все можно. С лимоном? Сахар?

– Да… То есть, нет, только с лимоном.

Парень отошел за стойку бара.

– А где я нахожусь, чей это дом? – спросил Саша, впрочем, без надежды на ответ, что оказалось правильным.

– Частное владение, – голос сотрудника местного сервиса стал заметно суше.

– А чье? – продолжал настаивать Саша.

Парень промолчал, давая понять Александру Юрьевичу, что лимит его вопросов исчерпан.

– Мое, – раздался голос с лестницы, ведущей на второй этаж, и вслед за голосом появилась… Элизабет Тэйлор, которую Александру Юрьевичу в молодости доводилось видеть в телевизионных хрониках из Голливуда. Старая уже Элизабет Тэйлор, чей возраст уже не могли скрыть ни густой макияж, ни пластические операции. Разумеется, это была не знаменитая американская кинозвезда, но очень-очень похожая пожилая дама. Черные волосы и брови – это ладно, ничего необычного, но черные бездонные колодцы глаз словно втягивали в себя, тянули с неодолимой силой. Опять-таки, черное, свободное платье, скрывающее полноту, серьги из черного агата, а также неярко выраженные черные усики – еще более усиливали впечатление мрачное и даже жутковатое. Женщина черная и одинокая, как заброшенная угольная шахта, стояла перед ним на лестнице. Что она одинока, Саша понял как-то сразу. И то, что она приветливо улыбалась, никак не могло изменить ощущения чего-то инфернального и опасного, не могло унять озноба, внезапно пробежавшего по спине…

Еще бы! Дремучий лес, этот таинственный дом, ворота, открывшиеся на призыв Иванушки-дурачка: «Избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом», затем безлюдье во дворе, женоподобный охранник-официант, черт его разберет – кто, и наконец хозяйка, от которой повеяло могильным холодом – все это кого хочешь может свести с ума, не так ли? И то, что Александра Юрьевича посетил озноб в подобных обстоятельствах – вполне объяснимо. «Элизабет» тем временем продолжала улыбаться, будто наслаждаясь Сашиной оторопью.

– Поставь все на столик, – обратилась она к охраннику-прислуге, – и уходи. Да!.. Мне виски, как всегда. Водички еще и орешки поставь, не забудь. Потом свободен. Ну что, путник, испугался? – она будто угадала ход Сашиных мыслей. – И правильно испугался. Ты сиди, сиди, потом познакомимся.

Она присела напротив Саши в кресло у журнального столика. Парень подошел с подносом, все переставил на столик и удалился. Саша заметил, что виски было налито в два бокала.

– Ворота открылись на обращение «избушка», да? Ну, ты верно угадал. Это – она обвела рукой комфортное пространство вокруг себя, – это моя избушка. Правда, курьих ножек нет, но и так ничего, да? А я, стало быть, Баба-Яга, – она подала Саше руку.

– Александр Юрьевич, – в свою очередь представился он и, привстав, пожал руку таинственной женщины.

– Ну, значит, Саша, – сказала она. – Давай, Саша, выпьем за знакомство.

Саша ослушаться не посмел и пригубил. Потом поставил бокал на столик и, пытаясь разрядить обстановку, спросил:

– Ну, а серьезно, вас как звать-то?

– Да зови Ягой, не ошибешься. А как звать-величать, – перешла она вдруг на тон сказительницы, – я тебе попозже поведаю. Когда познакомимся поближе, – она намекающе глянула на Сашу, и от этого намека мурашки на его коже стали значительно крупнее. – Да не страшись ты так, добрый молодец, – сказала женщина, от чьего внимания не укрылось состояние гостя, затем неспешно отпила из своего бокала. – Я тебя не съем. А могла бы. Как там в сказочке-то: садись, Иванушка, на лопату, и в печку. Ну, печки, положим, у меня нет, только камин, – она показала в глубину комнаты, где бесшумно появившийся второй охранник и вправду поджигал в этот момент дрова в камине. – Однако местечко, где сжигают разных добрых и недобрых молодцев, у меня имеется. Вернее, не у меня, у дружка моего бывшего, закадычного, ну ты о нем слыхивал, Сашенька, Кощеем его зовут. Вот он-то эту избушку и выстроил. И у него, злодейчика, моего друг-приятеля, тут свой домашний крематорий был. Знаешь, такой в виде баньки, только металл под деревянными полками, настилом, да вагонкой. Придут к нему, бывало, гости дорогие, которые в делах ему препятствуют, – охранник у камина насторожился и поднял голову. – Да успокойся ты, – заметила его движение женщина, – я же тут сказочку рассказываю, а ты чего подумал? Ну ладно, – продолжала она, – выпьют они с гостями, посидят, а потом – в баньку. У него их две там были. Одна нормальная, финская, а другая – крематорий. Зайдут гости туда, дверь снаружи закроется, и все там заполыхает. Ну, а потом пепел весь выметут, и по новой полочки отстроят и вагонкой стеночки обошьют. Вот и тебя, Иванушку, тоже можно бы так. Только давно ту баньку не топили, Кощея тут, почитай, лет 30 не было, да и снесли ее уже наверное, баньку-то эту. Я давно не смотрела. Снесли баньку-то, Володенька? – обратилась она к парню у камина. – Да он и не знает, он в те годы и не родился еще, верно, Володенька? Тут до него другие были.

– Болтаешь много, – неожиданно грубо для простой прислуги отозвался тот.

– Ой, болтаю! Много я, старушка-вострушка, болтаю. Так ить, с кем мне еще поболтать-то? С вами, хлопцами-мужеложцами, так что ли?