Владимир Качан - Юность Бабы-Яги

– Мне?… Чего надо больше всего? – Витя даже растерялся слегка и теперь медленно вел машину, обдумывая честный ответ на поставленный ребром вопрос. – Мне надо… Ну… как?… Я хочу… вот! Хочу… чтобы все девчонки визжали! – закончил он неожиданно и зашелся смехом. А вслед за ним и Саша.

Приехали обратно в «Маяк» и нажрались так, что Саша уж и не помнил, как оказался дома.

Утром он разлепил рот, встал, затем, пошатываясь, пошел к холодильнику посмотреть: не осталось ли там чего-нибудь освежающего. Когда Саша открыл холодильник, ему показалось, что даже из холодильника пахнуло перегаром. Но ничего того, что мог бы сейчас принять организм без отвращения, Саша в холодильнике не нашел. И тут в дверь позвонили, а потом на пороге появился вчерашний именинник Петя, а в руках у него была целая упаковка пива «Хольстен». Молодец Петя. Хороший мальчик. Умный. Петя сел у порога на ящик для обуви и томно простонал:

– О-о-ой, я вчера себя так разрушил…

– И я…разрушил, – сказал Саша, но выпил пива и через 10 минут он уже мог разговаривать, а через 20 Петя предложил вместе ехать на фестиваль в Севастополь от его газеты.

– Будем, – сказал Петя, – делать репортажи, типа «Дневник фестиваля». Про тебя в редакции я уже сказал, все согласились, поедешь?

– А чего там вообще будет? – спросил Саша.

– Да что-что! Как всегда. Отличная тусовка, выпивка. (Тут Саша поморщился.) Праздник, как всегда.

– Да чего праздновать-то? – сказал Саша, – когда все так неинтересно.

– Ну, это ты брось. Все бесплатно: и стол, и дом, и девочки.

Петя на халяву был готов ехать хоть на Дальний Север в поселок «Караул», а уж за 100 долларов он заставил бы родную мать в цирке прыгать через обруч, – Саша за ним это знал, но все равно общался – таких, как Петя среди журналистов – вагон, и что, с ними со всеми ссориться, что ли?

– Так что ты брось, Шурец, поедем, оттянемся, отдохнем.

Петя называл Сашу именем, рожденным в небольших глубинах своей фантазии – Шурец. Ему казалось, что Сашино совсем несолидное для его таланта поведение дает ему право на такую фамильярность. Нельзя же себе представить, например, чтобы Маяковского называли Вовец, а Пушкина – Шурец, а Сашка такой простой, что может быть и Шурцом. При этом нельзя сказать, чтобы Петя не знал размеров Сашиного таланта и не уважал его, напротив, он часто за бутылкой говорил ему: «Шурец, ты гений. И я это знаю, и все. Но ты никогда, слышишь, никогда не будешь признан, как гений, даже, как высокий талант, потому что ты своим талантом жопу подтираешь и ведешь себя не как большой поэт Александр Велихов, а как самый обыкновенный Шурец. И денег поэтому никогда хороших ты не заработаешь. Ты не умеешь себя поставить…» Саша не обижался. Он вел себя, как ему велось, и знал, что помимо тусовок, пьянок и безалаберности за ним есть еще кое-что, за что он, в отличие от приятелей, мог бы себя уважать. У него в столе лежала целая стопка превосходной лирики, которая прошибала до зависти и до холодка внутри – что я так не могу – самых искушенных в этой области людей. Только Саша редко кому эти стихи показывал.

– Ну поедем, Шурец, – канючил Петя после еще двух банок пива, – поедем, а? – Петя упрашивал так потому, что знал: писать все будет Шурец, а он, Петя, будет отдыхать и тусоваться.

– Поехали! – Саша решительно стукнул банкой об стол. И уже на следующий день пара аккредитованных журналистов вылетела в Севастополь.

Глава 4-я. Встреча у «звездного» лайнера.

Не в гостинице, а на корабле, оказывается, предпочли жить очень многие наши эстрадные знаменитости вместе со своими телохранителями, чья основная функция состояла в том, чтобы, соответствуя должности, охранять тело звезды от приближения назойливых фанаток и фанатов. Пусть организовывают свои фан-клубы, если больше нечем заняться, но держатся подальше. Хотя телохранители – это была скорее всего дань престижу или, как они сами говорили – имиджу. Перефразируя известную цыганскую песню, в которой поется о том, что «цыган без лошади, как без крыльев птица», можно сказать, что «звезда без имиджа», как без того же самого: ну неудобно, неловко как-то – даже перед коллегами – без одного хотя бы телохранителя и лимузина, гадко даже как-то… «Цыган без лошади» – сравнение несовременное и не всем понятное. Поэтому выразимся яснее: звезда без телохранителя – это хуже, чем бизнесмен без офиса. Реального смысла в телохранителях, конечно, не было никакого, ну разве что отталкивать поклонниц, так ведь это и милиция делает. А если даже самому распоследнему дурню придет в голову мысль – умыкнуть, скажем, того же Балканского и затем потребовать выкуп, то эта неразумная акция ничего ему не даст, кроме хлопот, а самому Балканскому, как всегда, повысит рейтинг.

Но, так или иначе, обилие личных телохранителей, да к тому же внешняя охрана лайнера – сильно затрудняли проникновение на его борт Анжелики с Виолеттой и двух Наташ. Наташи сами привели и показали, где стоит корабль. А все потому, что были девочками добрыми и отзывчивыми. И сейчас все стояли невдалеке от трапа и ждали подходящего случая. Действовать решили порознь. «Все вчетвером никогда не пройдем, – сказали девочки Наташам. – Давайте попробуем сами по себе».

Был вечер. У искомой группы концерта сегодня не было, они должны были находиться тут. Вета с Анжеликой стояли уже битый час, но входили и выходили все лица незнакомые, а начинать следовало хотя бы с автографа, а уж потом, пустив в ход все свои немногочисленные чары, добиться приглашения на корабль. Две Наташи тоже, видимо, ничего лучшего не придумали и топтались у трапа, жадно вглядываясь в проходящих мужчин.

– Что-то есть захотелось, – сказала Анжелика, – пойдем пока перекусим.

– А где? – спросила Вета.

– Да вон на набережной «хот-доги» продают, пойдем, а там видно будет.

Виолетте есть не очень хотелось, а «хот-доги» она вообще презирала. Как это можно есть то, что переводится с английского, как «горячая собака»? А вдруг и правда в этой сосиске, засунутой в булку, мясо вовсе не говяжье или свиное, а, страшно подумать, чье? Что где-то в Южной Азии едят собак, Виолетту утешало мало, они там и червяков едят, и саранчу, и змей. Так что же, и она должна? Но за компанию пошла, можно было хоть «фанты» выпить и покурить в сторонке. У лотка, взяв чего хотелось, подруги присели на лавочку, стоявшую рядом, посмотрели в сторону корабля и увидели, что у трапа никого нет, Наташи исчезли. То есть – или повезло, и они уже там, или же просто устали и ушли. Ну и ладно, леди из дилижанса – лошади проще или, по-нашему, – бабы с воза, кобыле легче. Подруги расслабились, вытянули ноги, закурили. С корабля неслась лихая танцевальная музыка. Кто-то пел и похоже, что не в записи, а живьем, потому что после песни раздались аплодисменты, крики и свист, означающий теперь, как и в Америке, одобрение. Спет был один из хитов прошлых лет, и не исключено, что автором, так как на корабле собрались все-таки участники фестиваля. Этот хит чрезвычайно вписывался в атмосферу и место действия. «Хочу туда, где ездят на верблюде, и от любви качает теплоход». И если по части верблюдов тут в Севастополе было сложно, то вторая часть полностью соответствовала происходящему. Пока теплоход от любви не качало, но ведь еще не вечер, вернее, не такой уж и вечер, рановато. Подруги за истекший час видели, какие дамы туда проходили без сопровождающих; их там встречали, их там ждали. «Праздник, который проходит мимо», – с грустью подумала Виолетта. Отсюда, с лавочки, была видна часть палубы, вся в огоньках, столы, кто-то танцевал, а кто-то на корме, в тени уже целовался.