Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1

Джон Уэст пришел в бешенство от «бесстыдства экстремистской газетки».

Между тем в парламенте штата началось прохождение законопроекта, запрещающего азартные игры. Никто не сомневался, что дело кончится закрытием тотализатора и клуба и что число состязаний на трех ипподромах Джона Уэста будет сильно сокращено. Законопроект содержал шестьдесят статей. Во-первых, он точно устанавливал признаки, по которым определялось помещение нелегального игорного дома. Кроме того, он предусматривал арест лиц, застигнутых в помещении, а также хозяина или съемщика его. Была даже статья, согласно которой клиент, проигравший ставку в тайном тотализаторе, имел право через суд требовать свои деньги обратно. По новому закону разрешение на открытие новых конноспортивных клубов и устройство состязаний должно было всецело зависеть от министра внутренних дел.

Когда Сэмюэл Гиббон излагал в парламенте внесенный им законопроект, его то и дело прерывали. Реплики с мест так и сыпались из рядов лейбористов и либералов; особенно старались Гарсайд и Скотт. Со всех сторон раздавались требования — не смешивать тайный тотализатор с состязаниями пони.

Во время первого чтения против законопроекта выступил Дэвид Гарсайд. Когда он начал выгораживать Джона Уэста, один из членов правительственной партии крикнул:

— Он подкуплен Джоном Уэстом! Это его ставленник!

Дэвид тряхнул мохнатой головой, притворяясь глубоко оскорбленным.

— Мистер Уэст — один из моих клиентов и, как всякий клиент, оплачивает мои услуги, — с достоинством сказал он.

Фрэнк Эштон выразил точку зрения лейбористов, задав министру вопрос, почему закон об ограничении иммиграции и другие не менее важные законы откладываются ради закона об азартных играх.

Лейбористы голосовали против законопроекта, зная, что у большинства рабочих он не встретит одобрения. Кроме того, они знали, что консерваторы и та часть либералов, которая поддерживала их, просто хотели новым законом отвлечь внимание от того обстоятельства, что они не удосужились провести более насущные социальные реформы. Но кое-кто из лейбористов, в том числе и Боб Скотт, выступали против законопроекта из меркантильных соображений: Джон Уэст щедро оплачивал их образ мыслей.

Банкирский дом, который вел дела Джона Уэста, сообщил своему клиенту, что капитал его округлился до миллиона. Главными источниками его доходов по-прежнему были тотализатор, клуб и конские состязания. Новый законопроект грозил ему крупными убытками. Джон Уэст решил во чтобы то ни стало провалить его или по крайней мере смягчить.

Отлично понимая, что новый закон пойдет на пользу Скаковому клубу штата Виктория, и все еще злобясь на его заправил за «пожизненное отлучение», Джон Уэст обратился к премьеру с предложением арендовать Флемингтонский ипподром за двадцать пять тысяч фунтов в год. Это предложение вызвало сенсацию.

Флемингтон был штаб-квартирой привилегированного Скакового клуба, который по традиции пользовался ипподромом за символическую плату — два зерна перца в год. Любители конного спорта колебались, не зная, кому отдать предпочтение. С одной стороны — Джон Уэст, который открыто наживался на бегах и скачках, с другой — Скаковой клуб, преследовавший якобы чисто спортивные цели; однако люди, которые там хозяйничали, составили себе состояние либо игрой на скачках, либо коннозаводством. Члены правления клуба, как и Джон Уэст, жаждали денег и власти и, так же как он, были застрахованы от нескромных вопросов собственных служащих.

Премьер Бонд наотрез отказался от предложения Джона Уэста, заявив, что его вполне устраивает Скаковой клуб штата Виктория.

Джон Уэст всеми средствами боролся против законопроекта и в парламенте и вне его, однако без особого успеха. И вдруг, когда дебаты уже подходили к концу, его осенила блестящая идея.

Он вызвал к себе Боба Скотта, Фрэнка Лэмменса, Ренфри и Дэвида Гарсайда. Теперь адвокат уже не решился бы предложить Джону Уэсту прийти к нему в контору.

Все собрались в новом помещении, которое Джон Уэст недавно снял под контору для своих многочисленных спортивных предприятий. Помещение было небольшое, скудно обставленное: стойка, несколько стульев вокруг стола, на стенах — обычные спортивные фотоснимки.

— Ну-с, джентльмены, — весело приветствовал их Джон Уэст, — как продвигаются дебаты?

— Неважно, — ответил Гарсайд. Знаменитый адвокат явно старел: он утратил былую живость, и его борода, волосы и брови поседели. — В лучшем случае нам удастся путем обструкции задержать принятие закона до весенних состязаний. Ведь вы этого и хотите?

— А вы что скажете, Боб?

— Боюсь, что Дэйви прав. Но я надеюсь, что вам не очень сократят число состязаний на ваших ипподромах.

— Вот, вот. Это самое главное. Затягивайте дебаты до весны. И добейтесь для меня не меньше шестидесяти состязаний в год. Но должен вам сказать, что у меня есть идея: мне кажется, мы можем провалить законов проект.

— Да что вы, Джек? Каким образом? — оживился Боб. Дэвид Гарсайд погладил седую бороду и искоса взглянул на Джона Уэста, словно спрашивая; «Ну, что ты еще надумал?»

— Новый закон — на руку Скаковому клубу и во вред мне. Так. Теперь, допустим, мы внесем такие поправки, что он станет помехой для Скакового клуба. Тогда клуб заставит Бонда и Гиббона отклонить его. Верно?

— Верно, Джек! — подтвердил Боб.

— Завтра же один из вас перекинется к святошам и внесет предложение — запретить азартную игру повсюду, включая и Флемингтонский ипподром.

— Вы просто гений, Джек! — воскликнул Боб Скотт, никогда не упускавший случая польстить своему покровителю.

— А ведь это может выйти, — сказал Гарсайд.

— Конечно может. Вы только подумайте! — с увлечением продолжал Джон Уэст. — Насколько мне известно, законопроект для Бонда и Гиббона составлял Суинтон. Он прикидывается святошей чистой воды, а на самом деле он член правления Скакового клуба. Как только вы внесете поправку, клуб перестанет поддерживать законопроект — и его провалят. Консерваторы не пойдут на то, чтобы запретить богачам играть на легальных ипподромах.

— Ну еще бы! — подхватил Скотт. — И вот что я придумал: мы внесем поправку, запрещающую публиковать условия пари до или после состязаний. Тогда и Сол Соломонс и все букмекеры Скакового клуба будут против. Наша возьмет!

— Ух ты! — возликовал Ренфри. — Того и гляди, Джоггинс перейдет к нам!

— Я могу подготовить поправку, — вызвался Гарсайд.

— Нет, нет. Этим займется Эштон. Так будет лучше. К вам могут отнестись с подозрением. И так уже много сплетен ходит.

— Пожалуйста, как вам угодно.

— Эштон скоро должен быть здесь. Я его жду.