Леонид Юзефович - Гроза

По классу они не бегали, не кричали, не дрались. До этого, слава богу, не доходило. Они всего лишь разговаривали, ерзали на стульях, что-то роняли, чем-то перебрасывались, рвали какие-то бумажки, катали по столам ручки и карандаши. Шум, который производили эти сорок пятиклассников, невозможно было разъять на составные части, этот слитный гул поражал ухо сочетанием дикой гармонии, свойственной гулу дождя или водопада, с раздражающе назойливым, почти механическим тембром звука.

— Тише, ребята! — надрывалась Надежда Степановна. — Сегодня у нас в гостях Дмитрий Петрович Родыгин, он проведет беседу о правилах безопасности на улицах и дорогах.

Она постучала карандашом по столу, но не перед собой, а перед Родыгиным, чтобы таким образом привлечь внимание именно к нему.

— Тише! Мне стыдно за вас!

Родыгин подумал, что ей должно быть стыдно за себя. Не такая уж молоденькая, пора бы научиться владеть дисциплиной.

— Вы идите. Я сам, — сказал он ей по возможности мягко.

Надежда Степановна нерешительно двинулась к двери. Шум не стихал.

— Неужели вам не хочется узнать что-то новое для себя? — заговорила она тем голосом, который сама в себе ненавидела. — Я в это не верю. Вот Векшиной, например, хочется, я точно знаю.

Отличница Векшина, стриженая носатая девочка за первым столом, испуганно втянула голову в плечи. С некоторой натяжкой это можно было истолковать в том смысле, что она кивнула в знак согласия.

— Тогда почему ты молчишь? Нужно иметь смелость отстаивать свои убеждения, даже если большинство их не разделяет. Поднимись и скажи: мне интересно, не мешайте мне слушать!

Векшина встала, судорожно тиская ключ от квартиры, висевший у нее на шее, на шнурке, как нательный крестик, и молча отвернулась к окну. Родыгин невольно посмотрел в ту же сторону. За окном был сентябрь, сырой и теплый, зеленые листья шелестели по стеклу. Для того, чтобы лист желтел и падал, как положено на Урале в конце сентября, требуется погода сухая, ясная, с утренним ледком на лужах и звоном под ногами. В последнее время в природе тоже что-то разладилось, как и на производстве.

Когда, наконец, Надежда Степановна ушла, он еще с полминуты улыбался, усыпляя бдительность, потом вдруг рявкнул:

— А ну, встать!

Удивились, но встали.

— Плохо встаете, недружно. Садитесь.

Сели, гремя стульями и пихаясь.

— Плохо садитесь. Встать!

На этот раз встали получше, но сзади кто-то захихикал, а откуда-то сбоку с характерным преступным звуком вылетел и ткнулся в доску невидимый шарик жеваной бумаги. Искать виноватых Родыгин не стал.

— На месте, — скомандовал он, — шагом… марш!

Передние вяло затоптались в проходах между рядами. Они давились от сдерживаемого смеха, надували щеки, выпучивали глаза, но все-таки маршировали. Задние, сознавая выгоды своего положения, едва переминались с ноги на ногу. Некоторое время так и продолжалось, но Родыгин неумолимо, как метроном, отбивал такт, постукивая указательным пальцем по ребру столешницы. В конце концов дело пошло.

— Молодцы! — похвалил он. — Можете сесть.

Сели тихо, как эльфы, чтобы снова не пришлось вставать. Он похвалил еще раз:

— Молодцы. Хорошо садитесь.

В прошлом году Родыгин вышел на пенсию, тогда же знакомый инспектор ГАИ предложил проводить беседы со школьниками по плану профилактики дорожно-транспортных происшествий. То, что за свои труды он не получал ничего, если не считать подписки на лимитированный журнал “За рулем”, давало право вести себя жестко, окрыляло сознанием собственного бескорыстия, которое всегда было для него знаком сана, таинственной привилегией власть имущих. Оказалось, на старости лет он тоже может себе это позволить.

Все свои беседы Родыгин начинал с тихой лирической ноты, призванной создать атмосферу взаимного доверия, после переходил к деловой части, а в заключение пересказывал несколько занимательных, но тематически выдержанных историй с последних страниц журнала “За рулем”.

Для начала он рассказал о том, как в детстве вместе с другими ребятами три километра бежал за первым автомобилем, проехавшим через их село. Автомобили тогда были в диковинку, встречались редко, как сейчас лошади. На машине теперь все катались, а многие ли ездили на лошади? Пусть поднимут руки.

Подняли все, кроме Векшиной. Одни ездили на ипподроме, другие в деревне у бабушки или на празднике Русской зимы, как официально называлась недавно реабилитированная Масленница. Векшина сказала, что она каталась в зоопарке на пони, но это, наверное, не считается.

— Считается, — квалифицировал ее случай Родыгин и перешел к деловой части.

Он достал блокнот, надел очки и начал зачитывать цифры детского дорожного травматизма. По стране в целом это были закрытые цифры, а по району, городу и даже всей области — открытые. Взрослых они впечатляли сами по себе, но наглядно-образное мышление пятиклассников требовало большей конкретики, поэтому Родыгин рассказал о происшествии, свидетелем которого был якобы лично. Такой милый кудрявый мальчик перебегал улицу в неположенном месте, попал под грузовик, и ему пришлось отрезать ногу.

— До какого места? — деловито спросили у окна.

В ответ Родыгин чиркнул себя карандашом по бедру, показывая, что нога как таковая просто перестала существовать.

— Не показывайте на себе, — предостерегла его Векшина.

— Это огромная трагедия для родителей потерпевшего, — подытожил он, — и для него самого. Одиннадцатилетний калека, ваш ровесник. А почему так случилось?

— Сам виноват, — ответил от того же окна тот же бестрепетный голос.

— Так случилось потому, — поморщившись, сказал Родыгин, — что этот мальчик ничего не знал о тормозном пути.

Он подробно объяснил, что такое тормозной путь, каким он бывает при допустимой скорости шестьдесят километров в час у различных транспортных средств и в зависимости от погоды — на сухом асфальте, на мокром и в гололед.

Затем он рекомендовал записать эти данные и, прохаживаясь между рядами, начал медленно диктовать.

Некоторые старательно записывали, в том числе Векшина. Некоторые шевелили губами, старясь запомнить, а большинство делало вид, будто записывают или запоминают. Двое смельчаков на последней парте не делали и вида.

Закончив диктовку, Родыгин сказал про глазомер. При хорошем глазомере под колеса не попадешь, потому что легко можно определить расстояние до приближающейся машины, соотнести его с длиной тормозного пути, а в итоге принять верное решение: идти или подождать. Само собой, все это делается автоматически, для чего нужно постоянно тренировать свой глазомер.